Нежная агрессия паутины - [10]

Боль в животе. Лиза свернулась клубочком, покрылась испариной… вспомнила: расчесывая ее перед сном и, колдуя гребнем, Коля представлял себя несокрушимым любовником; Лиза — царицей, осоловевшей от побед. Она чувствовала: Коля неистово любит ее и находится в полной ее власти. Оттого так хорошо мучить Колю и вгонять в краску… ласкать, бить, приближаться, убегать. Надо как следует его проучить! — Лиза отвернулась к стене, раздвинула губы в улыбке: потухший Колин взгляд, когда впервые увидел ее обнаженной. Полуденное, земное солнце ослепило, парализовало его. Она подхватила оседающего по стене брата, уложила в постель, поила валерьянкой, шептала на ухо, ерошила кудри, щекотала бока, беззастенчиво игралась в брюках.

Боль захватила, прилипла к горлу, вцепилась в глаза, в пальцы, крепко засела в ребрах. Лиза стиснула зубы, готовая умереть. Все разрешилось мгновение спустя: последний раз сжалось внутри и плюнуло бордовой кровью между ног. Отогнула одеяло: кровь тяжело расползалась по простыне. Лиза не двигалась, и ждала разительных перемен: сердечного взрыва или явленной бледной плоти, но было пусто…

Бабка ковыряла хлебный мякиш, — Ну, как мать? Этот звонил.

— Отец? — Лиза села к столу.

— Интересовался, живы ли, — часто заморгала, — пришлось огорчить его.

— Чего нас хоронить?

— Да пока вроде некого.

Лиза не любила бабушку за зверский норов, но пикировалась с удовольствием. Та платила ей тем же.

— До Синего мама сегодня не добралась, остановилась на капитане…

— Доберется, жить ей еще долго, — бабушка раскрошила хлеб и залила молоком, — а капитан, это кто?

— Бабушка, — Лиза не слышала вопроса, — что делать с менструальной кровью?

— Иссушить! На корню. Жаром иссушить. Ты чего за стол уселась с такими делами? Кыш отсюдова!

Лиза прыгнула на подоконник. Улица. Скучно.

— Что это за кровь и почему тело не принимает ее?

— Матери твоей кровь, на черта она тебе?! Свою надо иметь.

— А почему тело все знает?

— Видать, умнее тебя… избавляется как может, насколько мочи хватает, ты помоги ему. Ох, — бабка навострилась отъехать от стола…

— Как?

— Жаром, огнем… лучше скажи, откуда капитан взялся? Не должно быть никакого капитана, — отвлеклась она.

Лиза соскочила и встала перед ней, — погоди, а как же Коля?

— Что Коля? — бабка расчистила путь палкой, — он твой, если не проболтаешься. Пока кровь не выпустит — твой.

— Но без крови он не будет мне братом!

— Тоже мне — брат! Считай — послед, — бабка поджала губы.

— Стой! Не крутись, — заорала Лиза, — а Паша?

— Пашка-то? Этот сам себе могилу роет. Скоро выроет! Лизка, о себе думай, не трать времени зря. Стерегись маленьких побед! — мелко засмеялась и покатилась восвояси, не оборачиваясь и не говоря больше ни слова…

Лиза терялась в бабкиных загадках, — А ведь она красивая! До сих пор красивая! — но не смогла припомнить старушечьего лица, лишь колдовское очарование усмешки. Тут же подумала о Зойке, что по ночам ошалело болталась по квартире, надеясь столкнуться с бабкой. Пару раз будто столкнулись. Ну нет! Эта ничего не получит! Роскошная — это правда, зато вечно пьяная — себе не принадлежит! И не смотря на то, что на душе неспокойно и холодно, Лиза стряхнула видения, открыла окно и беспечно закричала во двор.

— Передо мною все! Весь мир! Я взрослая-я-я-я-я-я!

Осень и любые признания.

Притин отшельников, — так нежно и романтично Паша называл морг. Смерть похожа на сон? — смеялся над Зойкой, когда та наведывалась сюда, — Нет. Смерть ни на что не похожа! Я многое узнал здесь! Он бесцеремонно ворочал трупы. — Куклы, манекены, если бы не гниющее нутро — стоять им в витринах и привораживать прохожих. Нутро, кстати, можно выскоблить….

— Ну и жмурик, — Паша едва сдержал смех, на животе яркая татуировка "Уважай гостя!" Надрезал под горлом, и аккуратно, чтобы не повредить надпись, вниз, к лобку. Распахнул кожу. Как рубашку. Резанул ножом по ребрам: от сердца к центру и направо, сильно ударил кулаком, проломил грудь. Расчистил. Готов, — крикнул в смежную каморку.

Машинистка оторвалась от телефона. Патологоанатом, весь крахмально белый, нацепил очки.

— Ну-с, сколько их сегодня?

— Четыре, — Паша закурил в дверях, — предположительно убиты.

Док махнул остатки кофе в рот, в анатомической нырнул в жмурика, быстро отстриг внутренности и вывалил на стол.

Сегодня похоже на вчера. Вчера — на позавчера. Паша затушил сигарету.

— Абсцесс в верхнем отделе правого легкого в прикорневой зоне: гнойная полость, окружена зоной воспалительной ткани… мембрана… — монотонный голос Дока.

Застучали клавиши печатной машинки.

— …Удален сегмент — следствие хронического абсцесса…. Левое легкое без патологий…

Паша провел скальпелем по макушке, от уха до уха, отодрал кожу от черепа и натянул поверх лица, до подбородка.

— Минутку, — Док сдвинул кожу кверху, открыл веко, сковырнул глаз.

— …Гематома… — глаз шлепнулся в банку.

Паша опять натянул кожу на лицо, взял дрель с круглым в зубчик наконечником.

— …Желудок растянут, атоничен. Зарубцевавшаяся язва в выходном отделе… нижний полюс в малом тазу…

Грохают клавиши… Паша включил дрель… На пороге топталась крашеная расфуфыренная тетка средних лет.