Неживой - [45]
— Почему ты плачешь? — без слов спросило её Древо, купаясь в ливне из её боли.
— Я потеряла сына, — прошептала гостья и снова заплакала.
Что-то кроме радости шевельнулось внутри Древа. Когда гостья снова лишилась сил и уснула, оно проникло в её сны и показало все смерти, что когда-либо видело. Бесчисленные дикие звери, что терзали друг друга и скрывались в корнях. Варвары, чьи топоры сломались о толстую кору, медленно замёрзшие на смерть. Беззвучные металлические крики великанов, павших в резне. Бесконечная вереница утопленников, заблудших, казнённых и потерявших надежду.
Показывало, пока смерть не перестала вызывать в гостье хоть какие-то эмоции.
Гостья проснулась иной. И с большим интересом изучало владенья Древа. В один из следующих дней гостья взяла со дна острый камень и срезала со своих костей всё, что срослось неправильно. Ей было больно, но уже не так, чтобы она остановилась. Вместо плотного ливня из её боли, Древо теперь ощущало радостный и солнечный день, в виде плотной стены её тоски и внутреннего холода, забирающего влагу и иссушающего кору, пока та не становилась ломкой.
Скоро гостья покрылась совсем уж гладкой и свежей кожей. Вода болота питала её, сделало упругой и снова живой. Её новая форма, такая чуждая Топям, изрядно насмешило дерево и заставило ходить кору ходуном. Тоска заставляла гостью двигаться почти постоянно, не давала ей мыслить ясно. Бодрость Древа, полученную в веках бесконечной борьбы за жизнь и изменений, она не разделяла. Лишь в короткие моменты, когда гостья падала без сил в объятья сна, Древо снова успокаивало её увиденными за тысячу лет кошмарами.
И однажды утром, после бессонной ночи, гостья поклонилась Древу, натянула на себя свой погребальный саван и покинула Болота. Что-то сломалось в ней, как ветка, что была очень важной и держала вес.
Древо не остановило её. Наоборот, показало путь. Так было нужно.
— Ты… отпустил… её… — раздался из воды шёпот, когда гостья вышла на твёрдую почву и скрылась за кромкой живого леса. — На тебя… не похоже…
Из воды показалась макушка, охваченная короной их переплетённых рогов, затем вытянутая морда, ощетинившаяся тысячей зубов в несколько рядов, покоящаяся на мощной шее. Анчибилл выполз из воды, распрямился в полный рост, потянулся, как уродливая кошка, покрутил башкой, опустился на четвереньки и почесался об кору.
Хруст коры ему в ответ был тихим, неуверенным и даже обиженным.
— Обычно… ты… не отпускаешь добычу, — Анчибилл зашёлся клокочущим смехом.
Треск прошёл по болоту и из воды то тут, то там взошли пузырьки.
— Вернётся?.. — задумчиво протянул Анчибилл, проведя когтями по коре.
Древо замерло, и на Болоте воцарилась почти полная тишина.
— Увидим… — недовольно проскрипел Анчибилл и уполз назад на глубину.
Много лет назад Анчибилл упал с неба. Он был ранен смертельно. Распластался в трясине белым пятном, раскинув в стороны поломанные крылья, выжег своим светом всё вокруг и вскипятил воду. Его пробитый доспех быстро набрал болотной жижи, и теперь он медленно погружался, безучастно глядя на редкое в здешних местах синее небо.
В нём было много жизни. Такой добычи Древо не могло припомнить. Болото долго переваривало его доспехи, кожу, плоть и кости. Его вкус ещё долго переливался и дарил пугающее онемение, которое нельзя было сравнить ни с чем.
В нём было много духа. Так много, что Топи таки и не смогли проглотить и растворить его целиком. Прямо там, на глубине, Анчибилл переродился и принял новое тело.
Из создания ослепительного и рождённого летать в высоте, не достижимой для птиц, он стал кровожадной тварью, приспособленной наводить ужас и в воде и на суше. Многие годы он лишь утолял свой неуёмный голод неудачливыми и более мелкими соседями, и всё рычал, как дикий зверь. И как он отъёлся достаточно, за кровавую дань Древо позволило ему покидать свои владенья, выходить на охоту и возвращаться.
Со временем у Анчибилла проснулся и разум, хоть и далёкий от его крылатого воплощения. Сначала он многим делился с Древом и радовал его рассказами о мире пока ещё далёком от растущих корней Древа. Но затем что-то поменялось.
Анчибилл покидал Топи всё чаще и всё дольше длились периоды его отсутствия. Он начинал забывать приносить подношенья, не делился рассказами и Древо уже подумывало наказать его.
Пока однажды Анчибилл снова не упал с неба едва живой от ран. Это было забавно, потому что у перерождённого Анчибилла отродясь не было крыльев. На этот раз Топь не стала поглощать его, он смог залечил раны. Но больше выходить его не тянуло, он предпочитал спать и лишь изредка просыпался высказать своё недовольство.
Минули годы, и гостья вернулась. Мёртвая вываренная кожа юных тельцов покрывала её тело почти полностью. Под ней, причудливо отделанной и окрашенной в чёрный, она скрывала «уродство», которое так и не смогла исцелить полностью. Волосы на её голове отросли, укрепились и приняли цвет, такой же как и у коры Древа. С собой у неё было много вещей, что не были частью Топи и которые сильно взволновали Древо.
Она была более сильной… куда более сильной и знала несоизмеримо больше. Словно очнулась ото сна и наконец смогла соединить все свои части воедино. Но, к радости Древа, тоска в ней проросла насквозь и пустила везде свои корни.
