Нежданная любовь - [102]

— Он часто так напивается, Марстон? — напрямик спросила Венеция.

— Нет, мэм. Конечно, он сильно пьет, но только когда мистер Обри ложится спать. Это всегда признак того, что у его лордства неприятности.

— Значит, у него были неприятности, Марстон? — допытывалась Венеция, глядя в бесстрастное лицо слуги.

— Да, мэм. Самые худшие из всех, что случались с ним при мне.

Она кивнула и улыбнулась:

— Ну, что ж, подумаем, как нам с этим справиться.

— Да, мэм, я был бы очень рад, если бы вам это удалось. — Марстон поклонился. — Могу я предложить вам ужин примерно через полчаса?

Венеция была настолько голодна, что с трудом удержалась от инстинктивного протеста. Она согласилась с благодарностью, понимая, что Марстон хочет временно изолировать ее от своего хозяина. Венеция поднялась в комнату Обри и была вознаграждена за свое послушание, как только увидела свое отражение в зеркале. В гостинице, при тусклом пламени свечи, которую принесла горничная, она оделась и причесалась кое-как, но Марстон поставил на стол два канделябра, и при ярком освещении Венеция с ужасом убедилась, что выглядит почти так же неопрятно, как опустившийся хозяин дома. Забыв об ужине, она сияла шляпу, бросила накидку на кровать и стала спешно приводить себя в порядок. На это потребовалось больше получаса. Набросив легкую шаль, Венеция бросила последний критический взгляд в зеркало, задула свечи и снова спустилась в столовую.

Ситуация там несколько улучшилась — все следы попойки исчезли, стол был покрыт свежей скатертью, в камине горел огонь, а Деймрел выглядел куда более аккуратно и чудесным образом протрезвел. Когда Венеция вошла в комнату, он только что осушил кружку. Она с сомнением посмотрела на нее, но, каково бы ни было ее содержимое, оно оказало на Деймрела положительное воздействие, так как, передав Марстону пустую кружку, он произнес четким и спокойным голосом:

— Так-то лучше! Теперь хлеб с сыром — и я в полном порядке! — Обернувшись, Деймрел улыбнулся Венеции с блеском в глазах, от которого ей сразу стало теплее. — Вы проголодались, бедное дитя? Сейчас подадут ужин! Садитесь и позвольте мне вас успокоить! Я не стану выгонять вас из дому — мы придумали лучший план. Вернее, его придумал Марстон. Моя голова еще не способна на такие занятия. Вы приехали сюда посоветоваться с Обри по какому-то важному вопросу, — не забывайте об этом! — а я собираюсь перебраться в «Красный лес». Таким образом мы соблюдем приличия! — Он придвинул ей стул и, когда она села, добавил тем же легкомысленным топом: — У вас новая прическа — вам она очень идет!

Венеция поняла, что Деймрел не намерен уступать, но это ее не обескуражило. Что бы он ни говорил, его выдавали глаза.

— Вам нравится? — спросила она. — Это последний крик моды!

Он тоже сел и поднес к глазу монокль:

— Да, великолепно! Кажется, это называется а-ля Сапфо?

— Негодник! — усмехнулась Венеция. — Вы знаете названия всех женских причесок?

— Думаю, большинства из них, — невозмутимо отозвался Деймрел, опуская монокль. — Так что вас привело сюда, Венеция?

— Я же сказала — почтовая карета, и притом ужасно неудобная!

— Не уклоняйтесь от ответа!

Она улыбнулась и снова прошептала:

— Глупый!

Но Деймрел не улыбнулся в ответ — он был бледен и казался мрачным.

— Лучше бы вы не приезжали! — сказал он после паузы.

— Ну и ну! А мне показалось, что вы рады меня видеть!

— Я был мертвецки пьян! А сейчас хоть я еще не совсем протрезвел, но уже способен соображать!

— Значит, вы собираетесь меня целовать, только будучи пьяным?

— Я вообще не собираюсь вас целовать! — резко ответил он.

— Тогда я, конечно, не стану вас к этому принуждать, — сказала Венеция. — Ничего не бывает хуже, когда тебя заставляют делать то, к чему ты не испытываешь ни малейшей охоты! Недавно я приобрела богатый опыт по этой части! Впрочем, есть кое-что и похуже — когда тебя окружают благонамеренные, но тупоголовые личности, которые не могут не совать свой нос в то, что их абсолютно не касается.

— Венеция… — Деймрел умолк, так как вошел Имбер и поставил на стол тарелку супа.

— Как вкусно он пахнет! — воскликнула Венеция, беря ложку. — О, Имбер, свежие лепешки? С удовольствием возьму одну! Теперь я знаю, что снова дома! — Она обернулась к Деймрелу: — У моей тети есть повар-француз. Он готовит разные изысканные блюда, но я истосковалась по простой йоркширской пище.

— Как вам понравился Лондон? — спросил Деймрел, покуда Имбер наливал Венеции лимонад.

— Не слишком. Хотя, возможно, я к нему несправедлива! При других обстоятельствах я думаю, что он бы мне очень понравился. — Когда Имбер вышел, она добавила: — Я была слишком несчастна и одинока, чтобы развлекаться. Мне даже было не с кем посмеяться!

— А тетя и дядя были добры к вам?

— Очень добры. Только… ладно, не важно! Не думаю, что смогу вам объяснить.

— Объяснить мне? По-вашему, я ничего не понимаю? Думаете, я не тосковал по вас каждый день — каждую минуту? — осведомился он. — Не представлял вас сидящей на этом стуле, с улыбкой во взгляде? Вам нечего мне объяснять — я и так все знаю! Но поверьте, радость моя, это пройдет!

— Вы уже это говорили, прощаясь со мной, — кивнула Венеция. — Тетя говорила то же самое, и, несомненно, сказал бы дядя. Вам он наверняка это сказал. Однако никто из вас не объяснил мне, почему для тебя «такое наслажденье быть любимой»! Но я не хочу быть навязчивой, поэтому не буду досаждать вам вопросами. Господи, кажется, Имбер возвращается! Думаю, мне лучше не рассказывать, что привело меня сюда, пока мы не будем уверены, что нас не прервут. Тем более, что я должна рассказать вам многое другое. Я видела вашего кузена, Деймрел! Он был на приеме — я слышала, как его назвали по имени, и едва не рассмеялась! Он такой чудной!