Нежданкина радуга - [2]

Те дети делились на два вида. Одним, чистеньким и ухоженным, родители покупали в подарок… неважно что. Если в Аннетином отделе, то — игровую приставку, картриджи к ней или диски. Вторые, бледные, с красными от перманентного недосыпа глазами, выбирали себе игры сами, а уж на какие деньги — бог весть. То ли заработанные честным летним трудом, то ли сэкономленные на школьном завтраке, то ли вовсе краденые…

Нежданка была другой, совсем другой, и Аннет это чувствовала…

— Немовля вона, — вдруг кивнул на девочку дед. — Отродясь гомону с нее ны слыхивали. Ишшо, помню, в люльке лежит, глазками лупает, а и не плачет ни разу…

— Так в город вам надо, — сказала Аннет. — Там уж разобрались бы.

— Ны нада, — сурово выговорил дед. — Одна беда с того городу прёть, не успевашь отгавкивацца.

Аннет с жаром принялась рассказывать — про медицину, про достижения науки и техники, про…

— Ты, девка, вумна сильно да не с того боку, — заявил на это хозяин. — У вашем городе добра нема. Якой в чорта добро, коли вы детей за колючку упихиваете и зарас их за фашистов держите?

— Это вы о чем?! — изумилась Аннет.

— Вона ящик казал, — он ткнул через плечо в отключенный телевизор, древний, как мамонтова кость. — Шо делаится, слов нема. Приходят до хаты и детей ташшат. Гэстаповцы.

Аннет что-то такое краем глаза в интернете видела, мелькало. Подписи какие-то собирали, заголовки один другого звучнее, как-то: ювенальные вампиры, ювенальные фашисты, органы опеки ведут геноцид против народа и все такое. Вроде родители там сами были виноваты — то чайником горячим ребенка били, то бардак в квартире развели, то в собачьей будке малыша держали, то еще что-нибудь такое же зверское. И как у таких родителей детей оставлять?

— Брехня, — отрезал дед. — Вона соседей наших трепали ни за шо, ызвергами выставляли. Воронок сготовили, онуков загребать. Взял я ружжо да и жахнул поверх макувок, зарас в обратки смоталися…

Аннет пожала плечами и не стала спорить, хотя тут много чего сказать хотелось.

В окно сыпануло дробью внезапного града.

— Эва непогодь как разгулялась… — заметил в унисон Аннетиным мыслям дед. — Ты, девка, у нас оставайся. Завтрева поутру скумекаем, шо воно дале делать…

Аннет разбудило солнце. Припекло сквозь раскрытую форточку, пришлось спасаться. Со двора несло многоголосым гвалтом. Орал петух, квохтали куры, гоготали гуси, долбил дерево дятел, орали сумасшедшим мявом коты… Скрипуче пропела калитка, пропуская гостя.

— Здорово, дед Лёвыч. Не знашь, Рипат-от мой иде балагается?

Аннет подхватилась с места: голос был нечеловеческий. Высокий, невесомый и нежный, такому б в концертном зале где-нибудь петь и уж, конечно, не на этом жутком деревенском диалекте!

— У пруде з Нежданкой.

— От бисова дытына! Зарас умучит мальчонку!

— Ны боись, Лурь-Иванна. Твой Рипатко ишшо полетает…

Как ни старалась Аннет, как ни плющила нос о стекло, разглядеть странную гостью с экзотичным именем Лурь-Иванна (Лукерья, что ли?) ей не удалось. Мешали кусты черноплодной смородины, растопырившие ветки надёжным зелёным забором.

— Слухай сюда. Не можно вже туточки оставаться. Тикать нада, Лурь-Иванна. Ося крутить пора.

— Думай, шо несёшь, сивый мерин! — отозвалась женщина. — Нежданка апосля того поляжет дён на восемь! Оно те нада?

— До Мыколы пристали, зарас не отвяжутся. А не можно нам с полицаями собачицца, сама знашь. Прокрутим ося, и — нехай тем гаденятам жаба цицьки даст!

Молчание.

— И то верно, — раздумчиво выговорила гостья. — А с девкой городской шо делать будем?

Аннет замерла, осознав, что говорят о ней! Ничего себе. Вот так, не спросясь, решают, что делать. Убьют?! Ужас!

— Нехай остаётся. Не впервой поди…

Голоса притихли до шёпота. Аннет лихорадочно соображала. Ося, значит, они крутить собираются, вот как. "Ну и пускай крутят… нехай, как они тут выражаются, злобно подумала Аннет. — Только без меня!" Она торопливо собралась, выглянула во двор. Во дворе, кроме кур, — никого. Куда ж все подевались? А, дед в сарае, гремит там чем-то. Аннет торопливо прошла за калитку. Вон она, гостья дедова, уходит себе по раздолбанной дороге…

Миниатюрная смуглая женщина в длинном, до пят, светло-лиловом плаще, совершенно нелепом в летнее пекло. Инопланетянка, как раз из тех, про кого в газетах статьи всякие пишут! Наверняка это из-за её тарелки летающей машина заглохла! Догадка потрясала своей правильностью. В самом деле, с чего бы глохнуть посреди дороги вовсе не изношенному мотору нормальной иномарки? Злость заглушила инстинкт самосохранения напрочь. Аннет заспешила следом за сестрой по разуму.

— Простите, Лурь-Иванна — это вы? Что у вас тут творится такое, кто вы такая? И какого чёрта лысого моя машина заглохла?!

Женщина обернулась. Глянула на девушку совершенно нечеловеческими, в пол-лица, глазами. Выгнула ладонь отталкивающим жестом:

— Шо ото прискипалася до мэне? Отчэпысь!

В грудь толкнуло упругим невидимым кулаком. Сердце зашлось ужасом, Аннет где стояла там и села, прямо в дорожную пыль. А Лурь Иванна пошла себе, как ни в чем ни бывало, дальше.

Аннет хлопала губами, не в силах вздохнуть полной грудью. Боль разливалась по телу, радужная кисея застила мир. …Мягкие пальчики коснулись лица — невесомо, нежно. Боль ушла, не сразу, но ушла, вся ушла, без остатка. Аннет со всхлипом разлепила веки. И увидела радугу на ладошках Нежданки.