Неземная - [19]
— Он вернул меня на Землю. Помог найти бабушку, которая к тому моменту была уверена, что я погибла. И когда начался пожар, помог нам эвакуироваться в Парк «Золотые ворота». Он пробыл с нами три дня, и после я не видела его много лет.
Я молчала, обеспокоенная деталями ее рассказа. Год назад наш класс отправился в музей, потому что там открыли выставку, посвященную великому землетрясению в Сан-Франциско. Мы рассматривали фотографии разрушенных зданий, покореженных машин, сброшенных с дорог, чернеющих скелетов сгоревших домов. Слушали старые аудиозаписи людей, бывших там, их резких дрожащих голосов, когда они описывали трагедию.
Все делали из этой поездки нечто особенное, потому что в тот год была сотая годовщина со дня землетрясения.
— Ты сказала, что был пожар? — спросила я.
— Ужасный пожар. Дом моей бабушки сгорел дотла.
— И когда это случилось?
— В апреле, — ответила она. — В апреле 1906 года.
Я чувствовала себя так, будто меня сейчас стошнит. — И тогда получается, что тебе, погоди… 110 лет?
— 116 в этом году.
— Я не верю тебе, — запинаясь, сказала я.
— Я понимаю, что это непросто.
Я встала. Мама потянулась к моей руке, но я отдернула ее. Обида промелькнула в ее глазах. Она тоже встала, отступила на шаг назад, давая мне немного пространства, слегка кивнула, словно понимала, через что я сейчас прохожу. Будто знала, что разрушила все.
Я чувствовала, что мне не хватает воздуха.
Она сошла с ума. Только это все и объясняло. Моя мама, которая была близка к званию лучшей мамы мира, моя собственная версия «Девочки Гилмор»[11], та, из-за кого мне завидовали друзья, женщина с золотисто-каштановыми волосами, свежей кожей и хлестким чувством юмора на самом деле оказалась безумным лунатиком.
— Что ты делаешь? Зачем рассказываешь мне все это? — спросила я, смаргивая выступившие от злости слезы.
— Потому, что ты должна знать, что ты тоже особенная.
Я уставилась на нее в изумлении.
— Я особенная, — повторила я. — Потому, что если ты полу-ангел, то я, погоди, четверть-ангел?
— Ангелы на четверть называются Квортариусами.
— Я хочу пойти домой, сейчас, — глухо сказала я. Мне нужно позвонить отцу. Маме, кажется, нужна помощь.
— Я тоже не поверила бы в это сразу, — сказала она. — Не без доказательств.
Сначала я подумала, что солнце вышло из-за облаков, освещая уступ, на котором мы стояли, но потом поняла, что этот свет был сильнее обычного. Я повернулась и прикрыла глаза при виде мамы, излучающей сияние. Это было все равно, что смотреть на солнце, такое яркое, что глаза заслезились. Затем свет чуть потускнел, и я увидела, что у нее есть крылья, — огромные снежно-белые крылья, распахнутые позади нее.
Это наш предмет гордости, — сказала мама, и я поняла ее, хотя она говорила не на английском, а на странном языке, напоминающем две ноты, сыгранные на один такт, таком странном и чужом, что заставлял волосы на затылке встать дыбом.
— Мама, — сказала я беспомощно.
Ее крылья разомкнулись, словно нагнетая воздух, и опустились вниз. Звук, производимый ими, напоминал чуть слышное сердцебиение. Мои волосы отбросило назад порывом ветра. Она поднималась над землей, медленно, невозможно грациозно и легко, по-прежнему озаряя светом все вокруг.
Затем она внезапно преодолела уровень вершин деревьев и, пронесшись через всю долину, превратилась в едва заметное пятнышко на горизонте. Я осталась одна, ошеломленная происходящим, на пустой безмолвной скале, на которой стало еще темнее от того, что мама не могла осветить ее своим сиянием.
— Мам! — позвала я.
Я увидела, как она возвращается назад, описывая круг, скользя уже медленнее на этот раз. Она показалась как раз там, где обрывалась скала, и парила, заставляя воздух слегка колыхаться.
— Кажется, я верю тебе, — сказала я.
Ее глаза сверкнули.
Почему-то я не могла сдержать слез.
— Милая, — сказала она. — Все будет хорошо.
— Ты ангел, пробормотала я сквозь слезы. — А это значит, что я…
— Что ты тоже ангел, — закончила она.
Той ночью я стояла посреди своей спальни, закрыв входную дверь и желая, чтобы мои крылья показались. Мама уверяла, что я смогу вызвать их, со временем, и даже использовать их для полета. Я не могла представить такое. Это было слишком дико. Я встала напротив большого зеркала в своей майке и белье и подумала о моделях-ангелах из рекламы «Victoria’s Secret» с их крыльями, сексуально извивающихся вдоль тела. Крылья не появились. Я захотела рассмеяться, такой странной казалась вся эта идея — я с крыльями, вздымающимися прямо из плеч, я ангел.
То, что мама была полу-ангелом, имело смысл — конечно, в той степени, в которой вообще то, что твоя мама является сверхъестественным существом может иметь смысл. Она всегда казалась мне необыкновенно красивой. В отличие от меня с моими задумчивостью и упрямством, вспышками гнева, сарказмом, она была грациозной и уравновешенной. Почти раздражающе совершенной. Я не могла назвать ни одного ее недостатка.
Если конечно не считать того, что она врала мне всю мою жизнь, говорила я себе с горечью. Неужели нет правила, запрещающего ангелам врать?
