Нездоровые женщины. Почему в прошлом врачи не хотели изучать женское тело и что заставило их передумать - [26]

Если бы Дж. С. жила сегодня, ей, вероятно, поставили бы диагноз «синдром хронической тазовой боли» — современный аналог гистералгии. Этот синдром, который встречается у 30 % женщин во всем мире, включает любую боль в яичниках, матке и нижней части живота, которая сохраняется в течение шести и более месяцев. Хотя медицина признает, что такая боль может быть вызвана многими заболеваниями (включая эндометриоз, синдром раздраженного кишечника, кисты яичников, воспалительное заболевание органов малого таза, миомы, абсцессы и пролапс матки), ее точную причину иногда сложно установить, из-за чего нередки ошибки в диагностике [7]. И тот факт, что тазовая боль у женщин долгое время объяснялась эмоциональным состоянием, к сожалению, не способствует пониманию ее истинных причин. Хотя медицине теперь известно, что ее могут спровоцировать травмы, сексуальное насилие и тяжелые роды, из-за укоренившейся связи между женским психическим здоровьем и репродуктивной системой этот синдром часто воспринимают как признак депрессии или тревожности [8].

Жизнь с гистералгией, вероятно, оказала сильное влияние на психическое здоровье Дж. С. Она также пережила невообразимую травму от потери ребенка после очень тяжелых родов. Однако такие врачи, как Раттер, не имели представления о сложных путях, которыми хроническая тазовая боль может привести к психическим проблемам.

Симптомы вроде «подавленного настроения» и «возбуждения» обычно воспринимались как причина боли, а не ее следствие.

Кроме того, из-за растущего интереса медицины к патологической силе женской впечатлительности и бредовых эмоций женская боль практически всегда воспринималась как психическая, а не физическая. В то время даже находки, сделанные при вскрытии тела женщины, не служили доказательством ее боли, а жалобы самой женщины и вовсе не принимались всерьез.

Слова Дж. С. «ужасная боль» были единственными, которые Раттер процитировал в своем исследовании. Он был близок с ней, считал практически родственницей и испытывал к ней искреннее сострадание. Тем не менее, играя в медицинского детектива, этот врач сосредоточивался только на заключениях, сделанных им и его коллегами, и не брал в расчет мнение самой пациентки. Он сам судил об интенсивности, проявлениях и причинах боли.

Через пять лет после смерти Дж. С. писательница и драматург Фрэнсис Берни, известная как Фанни Берни, в мельчайших подробностях рассказала, каково это — терпеть боль. В 1812 году в письме к своей сестре Эстер она описала мучительный опыт перенесенной мастэктомии в связи с подозрением на рак груди. В 1810 году в Париже 58-летнюю Берни «начала донимать слабая боль» в правой груди [9]. Через некоторое время женщина нащупала уплотнение, и боль стала интенсивнее. В тщетной надежде на излечение Берни обратилась к трем врачам, и в 1811 году ее «официально приговорили к операции». Одним из докторов был уважаемый французский хирург Антуан Дюбуа, который настаивал на том, что рак уже «заявил о себе внутри тела» и вмешательство только «приблизит» страшную смерть. Он согласился ее провести только после настойчивых рекомендаций остальных консультантов. Дюбуа предупредил Берни, что ей следует подготовиться к страданиям.

Через три недели хирург прибыл в дом пациентки с шестью другими врачами, одетыми во все черное. Ей дали немного вина, чтобы успокоить нервы. Ранее Берни сообщили, что операция будет проходить в кресле, но Дюбуа потребовал уложить женщину на матрас, отчего та пришла в ужас. Затем ей на лицо положили батистовый носовой платок, через который просвечивал «блеск полированной стали» [10]. Когда хирург «погрузился в грудь, пробираясь через вены, артерии и нервы», Берни начала «непрерывно кричать <…> — такой мучительной была агония». А после извлечения скальпеля «воздух, который внезапно ворвался в нежные ткани, показался массой маленьких, но острых кинжалов <…>, разрезающих края раны» [11]. Ощутив, как инструменты хирурга «стучат по грудине», пациентка «начала безмолвно переносить пытку». В течение 20 минут она «не двигалась <…>, не сопротивлялась, не возражала и не говорила» [12].

На этом воспоминания Берни обрываются, потому что она потеряла сознание. После перевязки швов ее, бледную и слабую, отнесли в постель. В заключении хирурга говорилось, что корни скиррозной опухоли с признаками злокачественного перерождения были успешно удалены во время операции, которая была «крайне болезненной <…> и перенесена с большой храбростью» [13]. Берни восстановилась после операции и дожила до 87 лет, однако этот травматичный опыт непрестанно мучил ее. Она приступила к своему письму лишь через девять месяцев после операции и писала его в течение еще трех месяцев. «Воспоминания до сих пор очень болезненные», — признавалась она. Читать о том, что пришлось пережить этой пациентке, страшно, однако нужно воспринимать такую возможность как привилегию. Ей хватило смелости записать свои ощущения, заново пережив этот опыт. Сделав это, она дала нам возможность понять, что испытывали женщины в то время, когда их голоса считались неважными и не заслуживающими доверия.