Незавидный холостяк - [106]

— Не расскажешь мне, что у вас случилось? Он тебя ударил? — Спросила Женька, сделав наконец первый утренний глоток кофе.

Я только понюхала чашку и отодвинула ее.

Не хочу.

Достала телефон, вбила в приложение доставки новый адрес, с трудом пережив укол паранойи — вдруг следят! — и обнаружила, что ближайшая кофейня, откуда могут доставить свежевыжатый яблочный сок, открывается только в восемь.

— Кто? — удивилась я. — Кирилл?!

В первые несколько секунд я даже не сообразила, что она обращается ко мне, настолько диким было это предположение.

— Ладно, тогда что? Давай, пока я не проснулась, я приму самую дикую версию, — сообщила Женька, пытаясь устроиться на кухонном столе так, чтобы одним глазом еще поспать, глядя на меня вторым.

— Все надоело, — коротко сообщила я. — Хочу улететь в Швецию.

— Зачем?

— Поселюсь на маленьком каменистом острове в Балтийском море, буду писать скандинавские нуарные детективы.

— Ты умеешь писать детективы?

— Нет, — я качнула головой и все-таки смирилась, что еще два часа сок будет недоступен и отпила кофе.

Фу, горький. Почему я никогда не замечала, что кофе горький? Зачем люди его вообще пьют, это же невкусно! Они просто договорились, что взрослые должны испытывать горечь, одни радости вкушать — слишком инфантильно?

Я встала и распахнула холодильник. Разумеется, это был Женькин холодильник, в котором скучал йогурт без добавок, пакетик рукколы и вонючий сыр с плесенью.

Взрослая жизнь.

Зато в морозилке нашлась спрятанная за формами для льда и пакетом брокколи упаковка малинового мороженого. Я выудила ее под тоскливым взглядом Женьки, открыла крышку и взяла десертную ложку. Чайная была слишком маленькая, а до столовой я еще не обнаглела.

— И почему именно Швеция?

— Можно не в Швецию, — я нагребла в ложку мороженого и засунула ее в рот целиком. — Можно Эмираты.

— Какая связь? — опешила Женька.

— Там шейхи, — пояснила я. — Буду двадцать третьей женой. Прикольно же.

— Ты?..

Ее спасало только раннее утро и уколы ботокса в лоб. Иначе тщательно ухоженные брови моей подруги уже вылезли бы за пределы лица.

— А что такое? Я еще думала согласиться на предложение одной из девчонок — ей нужна напарница-госпожа, работать на элитных вызовах, мужиков из правительства лупить плеткой и страпонить. Но в Питере мрачновато, подожду, пока они зимой в Сочи все приедут.

— Это ты бредишь или я брежу? — Задалась вопросом Женька, снова подставляя чашку под струйку кофе из кофеварки.

— Ты права, — вздохнула я. — Я брежу. Мне нужно в Индию, искать себя. В Тибет. В Катманду?

— Господи боже мой, давай вернемся к плеткам и страпонам, а? — жалобно попросила она. — Так хотя бы на глазах будешь.

— Прости, я плохая подруга, — покаялась я внезапно. — Так и не спросила тебя, чем закончилась история с кольцом Сереги.

Мне было неинтересно, но я чувствовала, что меня несет, а она к этому совершенно не готова. Не понимает — всерьез я или шучу. Я и сама не особо понимаю, но мне все равно. Нет никакой разницы. А для нее есть.

— С кольцом…

Женька отодвинула от себя чашку, потерла ладонью лоб, словно вспоминая, кто все эти люди и вдруг… заплакала.

Видеть Женьку — наглую, слегка циничную, безупречно элегантную и непробиваемую Женьку вдруг такой, какой она была в последний раз лет в семнадцать, когда рыдала по своей последней первой любви, было неожиданно больно.

— Это было не мне кольцо… — она попыталась вытереть слезы и ответить спокойно, но на последнем слове сорвалась и разрыдалась в голос.

— Господи, а кому?!

Я придвинула поближе к ней свою чашку с кофе. Подумала и придвинула еще и ведерко с мороженым. Разве не для этого существуют эти слишком сладкие сладости с химическим вкусом? Утешать взрослых женщин, которых накрыло этой самой взрослой жизнью.

Но Женька помотала головой, утыкаясь в ладони. Лицо ее мгновенно покраснело, нос распух, а слезы с каждым рыданием брызгали маленькими фонтанчиками.

— Какой-то… эскортнице питерской. Он в нее давно влюблен был, оказывается. Но она не хотела за него замуж, хотела продолжать работать, говорила, что ей нравится. «Одной любви мало», так она говорила…

— И что изменилось?

— Помнишь наш разговор в «Сапсане»? Ты ему сказала, что женщины хотят все сразу. И он понял — поехал к ней с кольцом, предложением содержания и заодно идеей ходить на вечеринки свингеров.

— Оригинально, — вынуждена была признать я, но тут же осеклась. Раньше я бы ужаснулась такому, а теперь… — Она согласилась?

— Да!

— Блин… Иди ко мне… — я наклонилась, обнимая Женьку. — Ну что ты… У тебя не было шансов с ним, Жень. Никогда.

— Но я влюбила-а-а-а-ась! — прорыдала она, вытирая лицо о мое плечо и содрогаясь в моих объятьях. — Как дура! И реву теперь как дура! А хотела быть хищницей!

— Видишь, по расчету выходит иногда так же хреново, — вздохнула я. — Ни денег, ни любви. Хочешь дам твой телефон той девчонке, которая с плетками? Хоть утешишься.

— Блин, Варька… — она отклонилась, чтобы посмотреть мне в лицо. — Ты так изменилась. Откуда у тебя этот черный юмор?

— От боли, Жень, юмор — он всегда от боли, — вздохнула я.

Я пока еще не решила, куда собираюсь бежать дальше. На Дальний Восток? На Ибицу — танцевать и пить, не думая ни о чем? В глухое Подмосковье — устроиться санитаркой в больницу, где вечно не хватает персонала и работать по двадцать часов в сутки, а спать в подсобке?