Незавершенная революция - [8]
При сопоставлении общественно-политических реалий Новгорода и Москвы обычно имеется в виду, что первый был республикой, а вторая — княжеским самодержавием. Это правда, но не вся, так как в ту эпоху помимо власти политической существовала власть церковная. И тут получается интересная история. В восприятии современных людей республика идет в комплекте со светскостью, а монархия с клерикализмом, особенно, когда речь идет о Московии. Однако тогда все было во многом наоборот. Хотя кафедра великорусского митрополита была во Владимире, а с XV века в Москве (у малорусского — фактически в Вильнюсе, статусно — в Киеве), власть его не распространялась за пределы церковных вопросов, в то время как власть великого князя была почти неограниченной. А вот в Новгороде все было ровно наоборот — власть призываемого князя была весьма ограничена, а вот местный архиепископ в жизни республики играл едва ли не ведущую роль. Правда, была одна особенность — архиепископа в Новгороде избирало местное Вече, после чего митрополит Московский должен был «поставить» его, что происходило автоматически. Но первое, по-видимому, только придавало ему силы, а вот в отношении второго предпринимались попытки изменить это положение вещей, получив от Константинополя известный современным читателям «томос».
Эти планы совершенно не устраивали московских князей, но причины тому были скорее политические, чем духовные. Как и сейчас Москва претендовала на главенство над русскими землями с помощью московской церкви, соответственно, обретение независимости от нее церковью новгородской означало утрату «сакрального права» на эту русскую республику.
Тем не менее, за вычетом этих двух факторов реалии Новгорода были таковы, что его архиепископ фактически играл роль патриарха в отсутствии царя или великого князя. То есть, это был республиканский клерикализм. А вот власть московских князей была самодержавной и по своим установкам весьма антиклерикальной, что продемонстрировала история с начавшейся почти одновременно с присоединением Новгорода русской религиозной фрондой, на которую клерикалами был наклеен ярлык «ереси жидовствующих».
Предметом данной работы является политическая логика и силовые линии политической русской истории, в связи с чем мы не будем подробно рассматривать теологию данного движения. Отметим лишь то, что любому, кто попытается понять ее непредвзято, станет очевидно, как это очевидно и многим православным авторам, что его образ и характеристики, известные нам из господствующих в русской исторической науки оценок, абсолютно тенденциозны и сфальсифицированы, начиная от самого его названия, заканчивая его содержанием. Начать надо с того, что едва ли можно говорить о нем как о консолидированном религиозном течении со своими догматами и неоспоримыми авторитетами. Скорее речь идет о явлении с весьма широкими и размытыми границами, которое не успело оформиться во что-то большее из-за полуконспиративных условий существования и нехватки времени. Само собой, даже последователи ядра этого направления, не называли себя жидовствующими. Используя современные характеристики их с куда большим основанием можно считать унитарными христианами или авраамическими монотеистами — последнее с учетом того, что в библиотеках их идеологов находили книги не только Маймонида, но и Газали, а также классиков античной философии. Весьма интересно в них было позже уже распавшееся и не встречающееся в русских «сектах» сочетание интеллектуализма с ветхозаветным законничеством.
Понять, как, в какой степени и у кого все это соотносилось сейчас уже вряд ли достоверно можно. Поэтому сосредоточимся на вопросах политической теологии. Так как это направление получило развитие в Новгороде, присоединенном к православной Московии, можно было бы предположить, что инициатива его разгрома исходила от православного самодержавного государя последней — Ивана III.
Но все как раз наоборот. Иван III не только долгое время был настроен к религиозным диссидентам благосклонно, но и вольно или невольно содействовал их распространению в самой Московии. Именно он привез в нее из Новгорода священников-диссидентов Алексея и Денисия, поставив их настоятелями Успенского и Архангельского соборов соответственно, превратившихся в центры сторонников соответствующих идей.
Но кто же тогда требовал жестокой расправы над ними? Прежде всего, новгородский архиепископ Геннадий. Да, надо заметить, что сам он был поставлен уже московским великим князем Иваном. Но на тот момент это обстоятельство еще не было решающим. Многие новгородские архиепископы и раньше были интегрированы в единое церковное пространство Руси и всего православного мира, принимая покровительство московских князей, которых Константинополь рассматривал как политических лидеров Великой Руси. Это не мешало им потом интриговать против тех же владимирских, позже московских, митрополитов и князей, вступая с ними в конфликты — ведь почва под ногами у них была своя, новгородская — суверенная республика, неформальными лидерами которой они по сути были.
Далее, это греческая партия при княжеском дворе, а точнее партия его второй супруги Софии Палеолог, наследницы византийских императоров, лишившихся своих страны и власти, отобранных у них мусульманами-османами. Молодая София была сосватана за овдовевшего Ивана при участии венецианских посредников и даже Папы Римского. После рождения ею сына великому князю — Василия на его пути стоял его наследник, сын от умершей супруги, валашки Елены. Но Дмитрий сперва постепенно оттесняется от отца в результате интриг, а потом «загадочно умирает», освободив дорогу к власти потомству Софии. Кроме нее самой и ее свиты в ее группировку входили два зрелых государственных и религиозных деятеля — Дмитрий и Юрий Траханиоты. И вот они-то стали еще одними апологетами расправы над антиклерикальными диссидентами.
