Незавершенная Литургия - [43]

– Нас здесь не побьют? – поинтересовался лейтенант.

– Нет, казахи миролюбивый народ, – ответил батюшка.

– Пока не выпьют… – добавила матушка.

– К счастью для нас, Коран запрещает им употребление спиртного.

– Батюшка, – Ирина с интонацией «видавшей виды» возразила. – Про анашу в Коране запретов не написано. Не напьются – так обкурятся, и чихать им на Коран, а потом пойдут выяснять, кто в этой стране главный. Попадешься под горячую руку – несдобровать. Но это в основном молодые, а люди в возрасте уже не шалят. Аксакалам не солидно хулиганить.

– Так они мусульмане? – справился Вадим.

– По большей части да, – ответил отец Василий, – но есть и язычники, и оккультисты. Но с Челкаром, кстати, у меня связаны исламские ассоциации. Здесь живет мой знакомый имам.

– Это не тот ли, что к нам в часть приезжал?

– Да, тот самый – Нургали. Ваш командир Рашид Бореевич Тагиров – башкир и мусульманин – поставил категорическое условие, что если я собираюсь беседовать с бойцами, исповедовать, крестить и прочее, то прежде я должен ни много ни мало привести к ним муллу, для тех, кто мусульманин. Такие вот условия – чтоб не было в части межнациональной и межконфессиональной розни. Вынь им да положь муллу, а то начнется разлад среди бойцов на религиозной почве. Так в угоду политике мне пришлось идти на подобный компромисс. На мое счастье, челкарский имам оказался молод и легок на подъем и согласился бывать у нас время от времени. А впоследствии мы с ним вошли в комиссию, где, кроме нас двоих, были представители администрации, Совета ветеранов, Совета солдатских матерей, военком и еще какие-то официальные лица. Эта комиссия ходила по казармам, с солдатами проводили профилактические беседы во избежание неуставных взаимоотношений и, как следствие, участившихся случаев драк, дезертирства и самоубийств. За этот год мы с ним, можно сказать, подружились. Он бывал у нас в гостях, один и со своим старейшиной – наибом. Я даже потрудился выучить его полное имя – имам-кажи Нургали ибн Бахиткали эль Айтпембет.

– Вот это да! – изумился Вадим. – Мне даже не повторить.

– Это просто, Вадик, – пояснила матушка. – Имам – это должность. Кажи – это, значит, он был в Мекке. Нургали – его имя. Бахиткали – имя отца, а Айтпембет – имя деда.

– Глянь-ка, матушка! – отец Василий указал на название улицы. – Амангельды кошеси. Это же улица, на которой стоит мечеть. Ты адрес его не помнишь? Какой там номер дома?

– Ты что?! Не собрался ли в мечеть?

– А что, какие проблемы? Почему бы не отдать визит вежливости?

– Удивляюсь я тебе, отец Василий! Собрались к старцу на богомолье, а он нас в мечеть ведет!

– Матушка! Мы ведь не молиться туда пойдем, а так, навестить коллегу. Авось и чаем напоит.

– Да, пожалуй, матушка Ирина, сейчас горячего чаю не помешало бы, – согласился лейтенант.

* * *

– О-оо!! Салям алейкум! Здравствуй, дорогой! – маленького роста круглолицый в дорогом халате и тюбетейке белого цвета имам протянул отцу Василию в приветствии обе руки и пригласил в дом вместе с попутчиками. – Добрый гость – подарок Всевышнего. Проходите, располагайтесь.

– Не чаяли побывать, но, как говорится, Бог привел к вашему порогу. Поезд промахнулся мимо Берчогура, и мы ждем обратный.

– Милости просим. В добрый час вы посетили нас. Мы как раз празднуем открытие новой мечети. Только вот закончилась торжественная часть и праздничный намаз, и теперь у нас той[1]. Будьте нашими гостями.

– Как это вам удалось построиться? – деловито поинтересовался отец Василий.

– Это одна организация помогла – ШЧ (железнодорожная связь), – охотно поделился имам. – Директор ее (он, кстати, здесь, депутат Верховного Совета Казахстана), когда баллотировался, то обещал избирателям, что построит в Челкаре церковь и мечеть. Мечеть уже сдали, а церковь на очереди, уже фундамент заложили.

Гости прошли в просторный зал, украшенный вязью изречений из Корана. На полу, устланном коврами, сидели приглашенные, и перед ними был накрыт богатейший достархан. Имам представил замерзших путников своим гостям по-казахски, те восхищенно приветствовали вошедших и, раздвинувшись, дали место за накрытой трапезой. Вадим и Ирина сели посредине, а батюшку Нургали посадил возле себя во главе стола.

Это была знатная трапеза. Но как ни старался отец Василий, из множества предложенных угощений так и не смог сложить себе единое блюдо на своей тарелке. Казы, баурсаки и курт, сладкие и соленые закуски, здесь перемежались в непонятном ему порядке, и ко всему этому подавали чай. Вереница фарфоровых кисаек из рук в руки двигалась в конец стола, где учиненная женщина разливала напиток. Чаю в кисайку наливали чуть-чуть – с уважением. Чай был круто заварен и разбавлен молоком. Некоторые бросали в него щепотку жареного пшена – тара. Женщина на разливе никогда не ошибалась, и при всем многообразии цветных пиал к тебе попадала именно твоя посуда, чтобы ты, сделав эти три глотка, вновь отправил ее по конвейеру на разлив.

Чай пили около получаса. Пока шла неспешная трапеза, присутствовавшие один за другим вставали, произносили поздравления. При этом ни имам, к которому в основном обращались ораторы, ни все остальные не переставали есть и пить. Когда иссякало красноречие, из боковой комнаты выходили девушки в ярких национальных костюмах и, аккомпанируя себе на домбре, пели казахский фольклор. Возле батюшки справа сидел