Незамужняя жена - [84]

Мать вошла в кухню и остановилась, в упор глядя на Грейс и словно лишившись дара речи.

— Что это на тебе такое? — спросила она наконец.

Отец взглянул на нее.

— То же, что и всегда, — ответил он.

— Не ты, Милтон. Грейс.

— По-моему, она ничуть не изменилась. Разве что стала чуточку выше, — сказал отец, все еще находясь под ложным впечатлением, что сам он великан.

— Дело, наверное, в сапогах, папа, — сказала Грейс, непроизвольно ссутулившись. Она дотронулась до бисеринок на кардигане. — Хлоя подобрала мне несколько обновок, пока я была в Чикаго.

Мать подошла к Грейс и дрожащей от отвращения рукой коснулась леопардового пальто.

— Секонд-хенд, — решительно произнесла она. — И, мягко говоря, хорошо поношенный. Что ж, к счастью, я еще не отправила коробку со всяким хламом в благотворительный фонд. Ах да, я подобрала тебе кашмирскую шаль у Файленз, можешь надеть на «Ночь мамбо».

— Спасибо, мамочка, но у меня есть что надеть, — сказала Грейс, отмахиваясь от комментариев матери по поводу пальто. — Я обратила внимание, они там хотят что-то делать с домом, — добавила она в надежде сменить тему.

— Говори потише, — шепнула ей мать. Она оттеснила Грейс подальше от стола и оглянулась, чтобы убедиться, что Милтон занят. — Они ремонтируют фасад, — шепотом продолжала мать, — хотят убрать синие кирпичи. Папа будет вне себя, когда узнает… Он думает, они просто почистят его песком.

Грейс поняла, что чуть было не допустила ошибку. Одно из неписаных правил ее семьи гласило, что держать человека в неведении как можно дольше — это не обман, а проявление любви и преданности. Мать, несомненно, будет утаивать от Милтона правду, пока последний синий кирпич не будет вынут. Но — разве что купив ему синие очки — она не сможет держать его в неведении вечно. Через несколько месяцев он начнет замечать, что его любимый синий дом кирпич за кирпичом превратился в нечто более тусклое, под стать своим соседям. Если он не сможет смириться с этим фактом, то как можно ждать, что он смирится с новостью об исчезновении Лэза? Порыв защитить отца был силен.

— Что вы там шепчетесь? — спросил Берт, с набитым икрой ртом подойдя сзади.

— Да так, ни о чем, — соврала Грейс. — Как Франсин, нормально улетела?

— Да, чудесно, чудесно. Кроме того, что набрала багажа как для кругосветного путешествия… я все руки себе вывихнул. Она говорит, что ее фрикадельки произвели фурор. Так о чем же вы, девочки, секретничали?

— Я как раз говорила Грейс, что мы идем на «Фрекен Жюли» в пятницу вечером.

Берт перевел непонимающий взгляд с Грейс на ее мать. На Грейс это произвело впечатление. Вполне вероятно, именно от матери она унаследовала свое умение обманывать.

— Какую фрекен? — спросил Берт.

— У нас абонемент, — подхватил Милтон.

— Стринберг, — добавила мать.

— Он швед, — пояснил отец. Перед тем как посетить какое-нибудь культурное мероприятие, отец Грейс всегда проводил изыскания, читая либретто, прежде чем пойти в оперу, или выискивая имена художников в Интернете, прежде чем отправиться на выставку. — Последователь Шопенгауэра и известный женоненавистник.

— Женоненавистник, правда? — оживился Берт, радуясь возможности наконец-то внести свою лепту в беседу. — Какого типа? Врожденного или благоприобретенного?

Полетт бросила на Берта язвительный взгляд. Тот глубоко вздохнул, поняв, что его замечание не совсем уместно, и отхлебнул из стакана. Грейс испытала прилив нежности к Берту, на котором явно сказывалось отсутствие Франсин.

— О чем ты хотела с нами поговорить, дорогая? — спросила мать, закидывая блины в микроволновку. Грейс взглянула на отца. Он так увлеченно возился за столом с новой машинкой, что она почувствовала, как ее новообретенная решимость тает. Может быть, через пару дней, когда отец смирится с судьбой своего любимого синего дома. Да, это подождет.

— Я вот о чем подумала, — сказала Грейс, заметив, что ее сапоги оставили следы на кухонном линолеуме. — Вы с папой уже давно никуда не выбирались. Почему бы вам не прийти на ужин во вторник? Я могу приготовить чили.

— Ты хочешь сказать — вегетарианское чили из «Лесной поваренной книги»? — спросила мать.

— Да. Такое, как я делала на день рождения Лэза в прошлом году.

— Звучит мило. Я принесу что-нибудь поосновательнее.

— Но это и так основательно, — сказала Грейс.

— Ты же знаешь, как Лэз любит мои телячьи отбивные с приправой из дикого риса.

— Лэза не будет. У него лекция в Питтсбурге.

— Съест, когда вернется. Ему нужен белок.

Грейс почувствовала, что ее начинает раздражать манера матери без конца сворачивать разговор на Лэза. Ей меньше всего хотелось снова забивать морозильник едой, которую она не сможет есть, особенно теперь, когда он пуст.

— Вторник не пойдет, — сказал Берт. — Помнишь, это же «Ночь мамбо»? Наверно, просто выскользнуло из памяти?

— Мы можем устроить ужин попозже, — предложила Грейс, надеясь развеять опасения Берта, хотя, по правде сказать, и сама держала это в уме. — После «Ночи мамбо». — Ничто, кроме прямого вмешательства небес, не могло сейчас заставить ее отказаться от этих танцев.

— Отлично. Как насчет того, чтобы заскочить перекусить в кафе «Ла фортуна»? — спросил отец.