Незамужняя жена - [72]

Когда Грейс упаковывала вещи перед переездом, Лэз появился с набором отверток и отвинтил одну из граненых дверных ручек. Он проделал это как нечто привычное, само собой разумеющееся, с тем же небрежным видом, с каким мать Грейс в ресторане складывала к себе в сумочку луковые булочки или тарелку бискотти или когда она прихватывала в качестве сувенира гостиничную пепельницу. Тогда это казалось странным, но теперь, когда Гриффин касался очертаний цветочного узора и на глазок оценивал вес ручки, Грейс поняла, зачем Лэз делал это. На полке лежали все прочие дверные ручки, которые он собирал в квартирах, где жил в разные годы, и она словно видела их впервые, гадая, чьи руки поворачивали их, какие двери они открывали и не было ли случайно среди них ручки из квартиры, где Лэз жил с матерью Гриффина.

Гриффин положил ручку обратно и кончиками пальцев пробежался по корешкам книг — так, словно читал книгу для слепых. Грейс много раз видела, как Лэз проделывал то же самое в букинистических магазинах, словно рассчитывая добыть таким образом какие-то сведения о прежних владельцах. Гриффин открыл сборник стихов и начал читать заметки, оставленные Лэзом на полях. Потом поставил книгу на место и стал обходить комнату, беря в руки и разглядывая разные мелкие вещицы: серебряную зажигалку с выгравированным на ней мифологическим сюжетом, деревянный ящичек с головоломками, пепельницу из пражской гостиницы, нож для разрезания бумаги с ручкой из слоновой кости.

Все, чего бы ни коснулся Гриффин, казалось, внезапно оживает, насыщаясь новым смыслом. Исследовательский азарт оказался заразительным, и Грейс почувствовала неудержимое желание показать Гриффину все-все-все. Она пошла в кладовку и зажгла там свет. В кладовке пахло корицей — запах свечки, которая когда-то лежала здесь. Расталкивая по пути нераспакованные коробки, Грейс отыскала среди них металлический ящик, набитый письмами. Прижав ящик к груди, она принесла его в кабинет и поставила на стол.

— Он обычно любил писать письма, — сказала Грейс Гриффину. Наверху лежала перевязанная шелковой лентой пачка писем, которые Лэз посылал ей даже в то время, когда они жили вместе. Грейс часто перечитывала их, особенно когда Лэз начал отдаляться. Иногда она даже сохраняла его сообщения на автоответчике, чтобы прослушивать их, когда Лэз будет в отъезде.

В металлическом ящике хранились письма, посланные им домой из лагеря, интерната и колледжа, а также письма, которые он на протяжении нескольких лет писал отцу и которые возвращались нераспечатанными. Однажды мать Лэза, одержимая приступом «чистолюбия», наткнулась на ящик. Когда она спросила, что с ним делать, Лэз сказал, чтобы она его выбросила, но Грейс спасла ящик от этой участи и, ничего не сказав Лэзу, принесла домой. Вынимая письма из ящика, Грейс и Гриффин хранили молчание. Синие, зеленые и оранжевые конверты рассыпались по столу.

Гриффин взял одно из нераспечатанных писем и сжал конверт ладонями. Все письма были толстые, в несколько сложенных листов. Почерк Лэза был виден сквозь конверт. Не обмолвившись ни словом, Грейс и Гриффин собрали письма и сложили их обратно в ящик. Впереди у них еще куча времени, чтобы вскрыть их, если они почувствуют в этом необходимость.

Гриффин засунул руки в карманы. Грейс пошла в кладовку, отодвинула магазинные мешки и поставила ящик обратно на полку. Уже собираясь закрыть дверь, она увидела запечатанный пластиковый мешок, хранивший кусок глины. Возможно, он пролежал здесь несколько лет. Встав на колени, Грейс вынула глину, положив ее на пол. Глина оказалась на удивление холодной и влажной.

— Совсем про нее забыла, — сказала Грейс. Она легко представила себе, как разминает глину руками и как сухая, шелковистая пыль останется на кончиках пальцев еще несколько дней.

Грейс посмотрела на часы. Было почти семь. Она настолько увлеклась изысканиями, что даже не предложила Гриффину выпить или перекусить.

— Есть хочешь? — спросила она.

— Жутко.

Грейс уже собиралась предложить ему шпинатовую лазанью с начинкой из тофу, которая дожидалась на кухне, когда Гриффин сказал:

— Страшно хочется мяса. С тех пор как я здесь, только и ем одни овощи. — Мгновенно войдя в роль Франсин, Грейс решила заморозить лазанью на будущее.

Единственным «мясом» у нее в доме были дюжины две контейнеров с фрикадельками в кисло-сладком соусе. Грейс взяла на заметку мысль позвонить мяснику и пошла на кухню, с благодарностью задержавшись на миг, чтобы произнести: «Ужин будет готов через десять с половиной минут».

Франсин была права — фрикадельки оказались такими же свежими, как в день, когда были приготовлены, сколько бы времени ни минуло с этого дня. Грейс положила на кухонный стол две плетеные подставки, матерчатые салфетки и поставила приборы, сделанные по рисункам Уильяма Морриса, которые они с Лэзом купили в музее Виктории и Альберта в Лондоне. Образ Франсин в продуктовом супермаркете все еще стоял у нее перед глазами. Это была странная встреча, почти такая же неловкая, как те давние случаи, когда Грейс подростком сталкивалась в Ист-Вилледже с родителями, одетыми в такие же домашние хлопчатобумажные костюмы, как и у нее. Отец до сих пор ностальгически поминал эти домашние костюмы, мечтая о былых временах. Франсин сегодня явно была не в себе, как будто ее поймали за чем-то компрометирующим.