Незамужняя жена - [63]

— Успокойся, Берт, не устраивай истерик, — сказала Франсин. — Ты пугаешь Грейс. Сейчас ей нужно, чтобы вокруг были спокойные, рационально мыслящие люди. Почему бы тебе не принять полтаблетки транквилизатора? Сразу полегчает. Не нужен Грейс никакой врач. Все прекрасно. Смотрите, у нее щеки опять порозовели. Будет от тебя хоть какая-нибудь польза? Иди принеси побольше мокрых бумажных полотенец.

Берт поспешно удалился и вскоре вернулся, неся охапку насквозь мокрых бумажных полотенец; влажный след тянулся за ним по полу. Грейс приложила полотенца ко лбу. Ей стало легче, когда она заметила пятна крови на своих брюках цвета хаки.

— Тебе больно, милочка? — спокойно спросила ее мать, усаживаясь на скамью рядом с ней.

— Да нет. Просто очень тяжелые месячные, вот и все, — ответила Грейс. — Немного закружилась голова, не волнуйся.

Мать, быстро оценив ситуацию, схватила свою огромную дорожную сумку и принялась в ней рыться.

— Все под контролем. Никаких поводов для беспокойства, — сказала она, жестом фокусника выуживая из сумки черные атласные брюки и ремень с инкрустированной горным хрусталем пряжкой. С вещей еще не были сняты ценники из магазина Леманов.

— Полетт — наш спасатель, — просиял отец Грейс.

— И вот… это может тебе понадобиться, — сказала мать, украдкой, как пакетик марихуаны, передавая ей гигиеническую прокладку. — Почему бы тебе не пойти в дамскую комнату и не переодеться? И вот еще парочка таблеток. В понедельник первым делом отправим тебя к новому врачу, которого я нашла. Потом можем пообедать у Уитни. Здорово звучит?

На самом деле Грейс не поняла ни единого слова. Мать дала ей брюки вместе с двумя белыми таблетками. Затем, повязав свой дождевик вокруг талии Грейс, препроводила ее в дамскую комнату, а сама осталась ждать снаружи.

Грейс посмотрелась в зеркало. Лицо у нее было такого же бледно-желтого цвета, как письмо от матери Гриффина. Было бы намного легче, если бы она могла все забыть, но она не могла. В кои-то веки она была согласна с Бертом: Лэз обязан быть здесь сейчас — как и во многие другие моменты прошедших пяти недель. Грейс было страшно. Она не предполагала, что у нее откроется кровотечение.

Когда она вышла из дамской комнаты, все еще слегка пошатываясь, мать и Франсин встретили ее одобрительными кивками, как невесту после первой брачной ночи. Отец с Бертом стояли в стороне; Берт держал в руках свою злополучную шляпу.

— Я знала, что они будут идеально на ней сидеть, — сказала мать. — Только посмотрите, как они обтягивают бедра и удлиняют талию.

— Да, на эти вещи у тебя глаз наметанный, — согласилась Франсин.

— Сидят как влитые. И гладить не надо. Эти брюки, гофрированная белая блузка, красный кашемировый свитер, парочка хороших туфель — и Европа у твоих ног, — сказала она Франсин. — Все готовы?

Грейс тронула мать за плечо.

— Думаю, мне лучше вернуться домой, — сказала она.

— Ты уверена, милочка? Может, на людях тебе будет лучше?

— Нет, правда, — сказала Грейс. — Потом поговорим. Веселитесь.

На прощание Грейс расцеловала родителей и пожелала Франсин удачной поездки. Она проводила всех четверых взглядом и, как только они скрылись из виду, позвонила Кейну.

20 Маленькая Одесса

Кейн подобрал Грейс прямо у выхода из галереи. Когда они ехали по направлению к Бруклину через Манхэттен-бридж, дождь, как по волшебству, кончился, кровотечение у Грейс остановилось, просветлевшее небо стало глубоким и синим, с яркими звездами и легкими пушистыми облачками.

Они ехали в квартал Маленькая Одесса, где для Грега готовился сюрприз — ужин в грузинском ресторане. Грейс предпочла бы тихо, спокойно побыть наедине с Кейном, но и это было все же лучше, чем оставаться одной, когда внутри тебя что-то невидимо разрушается.

— Рад, что ты позвонила, — сказал Кейн, выключая «дворники».

— Мне страшно не понравилось, как закончился наш последний вечер, — ответила Грейс.

— Знаю. Мне тоже.

— Я думала, ты уже больше никогда не захочешь со мной общаться после всех тех ужасных вещей, которые я тебе наговорила.

— Вы с Лэзом мои самые близкие друзья. И я не хочу, чтобы отношения между нами становились напряженными.

— До сих пор не понимаю, что на меня нашло, — сказала Грейс.

— Наверное, объелась пророщенной пшеницей, — пошутил Кейн.

— Не знаю. Но, что бы это ни было, прости меня. Мы и вправду рады за тебя.

Кейн протянул руку и дотронулся до предплечья Грейс.

— Все забыто. Просто не верится, что ты и Грег наконец встретитесь.

Грейс взглянула на мелькавший за окном пейзаж — тесно сомкнувшиеся, выстроившиеся в ряд кирпичные дома, почти неразличимые по архитектуре, разделенные отрезками, где шли сплошь одни лавки. Кейн свернул с Кингз-хайвей и проехал в центр Брайтон-бич. Мысль о том, что где-то поблизости океан, казалась Грейс невероятной. Все выглядело как на любой другой окраине, не считая вывесок на фасадах магазинчиков — даже «Дуэйн Рид» и «Барнз и Ноубл» было написано по-английски и по-русски.

Припарковав машину и пройдя несколько кварталов по направлению к главной улице, они свернули налево, в какой-то безлюдный переулок. Тут зазвонил сотовый телефон Кейна.

Во время разговора плечи его понуро опустились. «Надолго задержишься?» — расслышала Грейс. Через несколько минут Кейн закончил разговор и спрятал телефон.