Незамужняя жена - [43]

На следующее утро Грейс проснулась преисполненная оптимизма. Спала она как убитая. Скоро придет Марисоль, и порядок вновь будет восстановлен. На елке повиснут гирлянды огней, в духовке будет медленно закипать сладкий крем, а залежи пыли бесследно исчезнут.

Позаботившись о кофе для Хосе, Грейс позвонила Хлое и оставила ей сообщение о том, что они с Лэзом приедут в Чикаго на день ее рождения. Потом начала приводить все в порядок, иными словами — создавать видимость того, что Лэз по-прежнему здесь живет. Амариллис пышно цвел, еще один бутон готов был распуститься ослепительным рубином.

Что-то напевая себе под нос, Грейс расставляла и раскладывала вещи так, будто они с Лэзом провели здесь праздничный уикенд — пара перчаток, ботинки, два узких высоких хрустальных бокала в честь годовщины, надкушенное печенье с растекшимся смородиновым джемом, «Обломов» на столе, весь в желтых закладках, кашемировый свитер на вешалке. Она даже оставила ящики стола наполовину выдвинутыми — одна из привычек Лэза, бесившая ее, но теперь такая дорогая и милая, — равно как и отставленные от стола стулья. Это была часть дня, доставлявшая ей наибольшее удовольствие, — создание сценической декорации.

Воссоздавая улики, свидетельствующие о том, что Лэз ел сэндвич с ореховым маслом, рассыпав на буфете крошки и оставив нож в посудомойке, Грейс бросила взгляд на аквариум и увидела, что лед полностью растаял и ключ лежит на дне. Она погрузила руку в ледяную воду и, чувствуя себя персонажем детского стишка, вытащила ключ. Даже это она одолела одним махом, наверняка зная, что справится со всем, с чем бы ей ни пришлось столкнуться в квартире Лэза.

Зазвонил телефон. Это была племянница Марисоль с известием о том, что Мари-соль съела испорченную джамбалайю и появится самое раннее в среду. Следующие несколько минут Грейс бесцельно бродила по квартире, качаясь как одуванчик в ожидании легкого ветерка.

Теперь, после того как все ее утренние усилия пропали даром, ей нужно было чем-то занять себя. Бабушкин платок, перекинутый через ручку стула, заброшенный и рваный, помог ей. Грейс вознамерилась немедленно отнести его в магазин пряжи на Бродвее и отдать в починку. Она как будто открыла свое истинное предназначение. Несколько умелых стежков — и все снова будет в порядке, по крайней мере с платком. А на обратном пути она может заскочить в домовладельческое агентство и внести плату за старую квартиру Лэза. Изучив показания комбинированного термометра-барометра, который отец установил за кухонным окном, взяв платок, чековую книжку и ключ, Грейс вышла из дома.

На столике в вестибюле она заметила белую почтовую открытку — послание от ее гинеколога, напоминавшее о том, что она записана на ежегодное обследование. В противовес прочим предзнаменованиям Грейс восприняла открытку как доказательство того, что планеты расположились удачно и действуют в полном согласии.

Стоял прекрасный солнечный день, и все вокруг, включая тротуары, сияло. Грейс ощущала прилив жизненной энергии, чего почти не случалось с ней за последние недели. Она поднялась по крутой, устланной ковром лестнице и позвонила в дверь магазина пряжи, существовавшего на Бродвее сколько она себя помнила. Замок щелкнул, и дверь открылась. Войдя, Грейс поначалу никого не заметила. Вдоль стен ровными рядами были разложены мотки пряжи; клубки шерсти переполняли плетеные корзины. Образцы свитеров висели на деревянных распялках над большими окнами, а посреди комнаты стоял длинный деревянный стол с муляжами. Тут же помещался богатый набор наполовину законченных узорных образчиков вязального искусства.

Из-за прилавка вышла женщина. Подняв с пола большую коробку, она поставила ее на стол. Ее волосы с малиновым отливом были собраны в высокую прическу, тело облегало подчеркивающее формы платье с цветочным рисунком, а на плечи была накинута бледно-лиловая шаль. Грейс неподвижно ждала. Наконец женщина оторвалась от своих занятий и спросила:

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Я думала, не возьметесь ли вы починить это, — сказала Грейс, открывая сумку.

— Починкой не занимаемся, — отрывисто и довольно резко ответила женщина. — Мы обучаем, составляем рисунки, выявляем повреждения, высылаем материалы. Специально для вас мы ничего делать не будем.

— Жаль, — сказала Грейс, — я совершенно не умею вязать крючком.

— В каком состоянии ваша вещь? — спросила женщина, немного смягчаясь.

Надев очки в черепаховой оправе, она разостлала платок по всему прилавку, словно готовясь произвести полное медицинское обследование. Скользнув молочно-белыми руками по обмахрившимся краям платка, она покачала головой, оценивая ситуацию.

— Лучше начать все сначала, — сказала она наконец. — От него одно воспоминание осталось.

Грейс почувствовала сильнейшее желание вырвать платок у этой женщины, похожей на сову.

— Я не могу.

— Начните заново. Так или иначе, он слишком винтажный, — сказала женщина ровным, бесцветным голосом. Мать Грейс пользовалась этим словом, чтобы описать дизайнерские вкусы Франсин Шугармен. «Винтажным» в сознании матери было что-то употреблявшееся еще до эпохи шестидесятых.