Незамужняя жена - [35]

Шрифт
Интервал

Пора было переодеться. Выходя из комнаты, Грейс задержалась взглядом на вмятине, которую оставила на кушетке. Она была отчетливой и заметно глубже, чем обычно.

Грейс заглянула в календарь, перелистнув его на октябрь. К 31 октября приклеилась этикетка с изображением тыквы. Она попыталась найти дату последних месячных, но ни один день не был обведен кружком. В сентябре — тоже. Начиная с курса сексуального воспитания, прослушанного в пятом классе, она почти набожно относилась к записям дат каждого цикла. Она помнила, как сестра прикрепила больничную салфетку в розовых пятнах к мягкой игрушке, подчеркнув необходимость строгой фиксации их пока еще скрытого репродуктивного цикла. Грейс приняла это сообщение близко к сердцу, но, кроме того, эта демонстрация заставила ее очеловечить своих игрушечных зверюшек так, как ей это и не снилось.

Она снова перелистнула календарь. И только тут вспомнила, что с осени начала пользоваться записной книжкой Лэза, чтобы избежать разнобоя в расписании. Она подошла к его столу и перевернула несколько страниц. Напротив репродукции картины Моне «Кувшинки» красным кружком было обведено 14 октября: это означало примерно двухнедельную задержку, но все же укладывалось в ее обычный цикл. Дата совпадала с числом на корешках билетов, найденных в кармане пиджака Лэза. Внизу его каракулями было написано: «Игра чемпионата. Семь часов».

Детали всплыли в ее памяти с ужасающей точностью. Лэз хотел отменить свои планы на тот вечер, потому что она неважно себя чувствовала, но Грейс настояла, чтобы он пошел. Перед уходом он принес ей горячую грелку на случай колик и чашку ромашкового настоя. Он был так заботлив — даже позвонил ей около десяти, чтобы сказать, что игра перешла в овертайм. Вернувшись домой тем вечером, он поставил приз на прикроватную тумбочку и укрыл Грейс вязаным платком.

— Ты пропустила великую игру, Грейси, — сказал он, поглаживая ее по волосам. — Я думал о тебе весь вечер.

У нее не осталось и тени сомнений относительно того вечера. Память о нем была живой и теплой. Грейс достала корешки билетов из серебряной вазы. Лэз хотел остаться дома, напоминала она себе снова и снова, разрывая билеты на мелкие клочки и глядя, как они, кружась, сыплются в мусорное ведро.

12

«Розовая чашка»

«Розовая чашка» была переполнена, когда Грейс подошла к ее дверям с растрепанным томом «Обломова» в руках. Между страницами книги там и сям торчали желтые закладки. Лэз часто отмечал понравившиеся места обрывками тонкой оберточной бумаги или билетами в кино, никогда не загибая уголки страниц, в чем он был солидарен с отцом Грейс, тоже ненавидевшим эту привычку. Однажды на Рождество Грейс подарила Лэзу серебряную закладку с изображением библейской сцены — какой, это был вопрос, — но он ею никогда не пользовался. Она так и осталась лежать в верхнем ящике его туалетного столика рядом с золотыми карманными часами его отца и ключом от старой квартиры. Выходя из дома, Грейс взяла ключ так же машинально, как могла бы захватить на всякий случай старый зонтик, и положила его в сумочку — то ли талисман на счастье, то ли последнее средство.


Впереди смутно обозначилась дверь, окна затуманились, и сквозь них ничего не было видно. Несколько ступенек вели вниз. Едва войдя, Грейс увидела, что все столики заняты. Высокая молодая женщина в черных джинсах и кофточке подошла к ней.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросила она.

— У меня здесь встреча с мужем, — ответила Грейс. Хозяйка кивнула и отошла в сторону.

— Немного бесцеремонно, вам не кажется? — спросил голос за ее спиной. Грейс обернулась. Незнакомый мужчина улыбался ей во весь рот.

— Простите? — сказала Грейс, слегка отодвигаясь. Мужчина стоял неприятно близко и слегка попахивал замазкой.

Грейс заранее знала, что отвечать. Она прекрасно понимала, что перед ней — псих из «Идеальной пары», но предпочла до поры до времени поиграть в загадки.

— Я имею в виду, мы только что встретились, — сказал мужчина со сдавленным смешком. На нем были красный свитер с высоким воротником и хлопчатобумажные брюки военного образца — крайне заурядный наряд, если не считать начищенных до зеркального блеска остроносых ботинок. Под отворотами брюк мелькнули белые носки.

— Я жду здесь одного человека, — солгала Грейс, глядя на дверь.

— Знаю, — ответил мужчина, бросая на Грейс «понимающий» взгляд.

Грейс не была уверена, но, кажется, незнакомец даже подмигнул ей. Она посмотрела на часы и постаралась принять вид крайней занятости, надеясь, что кавалер наконец отстанет. Она уже собиралась повернуться к нему спиной, как вдруг он жестом фокусника выхватил из воздуха розу на длинном стебле и преподнес ей.

— Прошу вас, — сказала Грейс, изо всех сил стараясь, чтобы голос ее звучал твердо (к ее собственному удивлению, она была тронута). — Говорю вам, я жду одного человека, — повторила она на этот раз более мягко. Тут она заметила у него в руках том «Обломова». Мужчина наклонил голову и расшаркался.

— Понимаю. Вот так всякий раз, — сказал он, поворачиваясь. — Просто я подумал… если у нас так много общего…

— Извините… — начала Грейс, потупившись. Но прежде чем она успела продолжить, бедняга ушел, оставив книгу и розу на ближайшем к ней столике. Грейс взяла его экземпляр «Обломова» вместе с розой и вышла из кафе.


Рекомендуем почитать
Скиталец в сновидениях

Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…


Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.