Незаконнорожденный. Книга 1. Проклятие болот - [4]

Караван разместился сразу в четырех рядом стоящих огромных постоялых дворах. Охрана его бдительно следила, чтобы посторонние не подходили близко к повозкам. Но вездесущие мальчишки все-таки ухитрялись пробираться поближе и жадно внимали охранникам, рассказывающим друг другу такие дорожные приключения, от которых мальчишечьи сердца сжимались от смеси ужаса и восхищения. Мальчишечьи рассказы дополняли таинственно-сказочный ореол, сложившийся вокруг богатства каравана. На большой отдых в городе перед последними переходами до столицы соседнего государства караванщики отвели четыре дня.

3.

По крайней мере три из этих четырех дней затратил Гардис на подготовку к нападению.

Ранее он был приемным сыном небогатого торговца домашней утварью Шинея. Выше среднего роста, с развитыми мышцами, Гардис был очень силен. Мог запросто сломать толстый деревянный брус или скатать в трубку тарелку, сделанную из серебра. Многие девушки находили его даже привлекательным: темные, почти черные глаза, нос с небольшой горбинкой; резко очерченный подбородок с ямкой посередине придавал его немного вытянутому лицу выражение какой-то затаенной внутренней силы. Волосы, как ни странно, были прямыми и длинными, почти белыми со странным голубоватым отливом, не встречающимся нигде в этой местности. Обычно он захватывал их пучком на затылке. От левой брови вверх лоб пересекал шрам, похожий на заживший след удара мечом. Шрам этот уже был, когда младенца Гардиса впервые узрел народ, и все долго недоумевали – у кого это рука поднялась ударить мечом неповинное дитя?

Знания об окружающем мире Гардис впитывал, как губка воду. Вопросы, задаваемые им еще в отроческом возрасте приемному отцу, нередко ставили того в тупик. Он рано и как-то мимоходом научился читать и даже писать сложные шумерские знаки, специально не обучаясь этому. И было в нем что-то неуловимое, настолько выделяющее его из общей массы, что даже мальчишки года на три старше признавали его вожаком ребячьих игр.

Когда ему минуло полтора десятка зим, это был уже крепкий высокий парень. Уже в этом возрасте не раз предлагали ему стать то стражником, то завербоваться в охрану какого-нибудь каравана. Все получали неизменный отказ. Как будто что-то командовало Гардису свыше – не спеши, твой час еще не пробил. Не известно было, кто его родители и откуда он родом.

Скоро исполнится тридцать зим с той поры, когда несколько повозок выехали из одной из деревень в далекой стране Наири в направлении соседнего города Тушпы, где через пару дней должна была открыться ярмарка, на которую съезжались окрестные жители. На возах был обычный предлагаемый к продаже крестьянами груз: вырезанные из дерева ложки и тарелки соседствовали с небольшими бочонками пчелиного меда; тут же располагались завернутые в чистую тряпицу, укрытые сверху от пыли рогожей пласты просоленного, щедро посыпанного специями сала, далеко распространявшие такой вкусный аромат, что у всякого уже даже на расстоянии десятка, а то и двух десятков шагов начиналось обильное слюнотечение; рядом также укрытые засоленные выветренные свиные окорки, навалом ручки для лопат, топорища. Кое-где за повозками на привязи неторопливо шествовали коровы и овцы. В иных телегах в клетках или просто со связанными ногами куры выкрикивали ругательства на своем курином языке, подпрыгнув вместе с телегой, когда колесо попадало на очередной ухаб. Тогда к их нестройному хору добавлялся хор визгливых женских голосов, ругающих мужей за неумение управлять лошадью. Мужья начинали отвечать, что, право, было бы лучше, да и лошадям было бы легче тянуть возы по проклятой добитой дороге, если бы их дражайшие половины слезли с телег и немного прошлись пешочком. Женский хор усиливался – вот ваше отношение, вы нас не жалеете, мало того, что мы работаем на вас и днем, и ночью, так вы хотите, чтобы мы впрягались вместо лошадей, скотину им, видите ли, жалко, а нас нет! Мужики крякали, крутили головами: баба есть баба, что с нее возьмешь? Известное дело – волос длинный, а ум короткий. Женский хор, не встречая сопротивления, потихоньку замолкал – до следующего ухаба.

На одной из телег добирались до ярмарки и товары Шинея, проживающего в то время в этих местах. Был он неженат, не сторонился соседей, особо не напивался даже по праздникам. В общем, по деревенским понятиям был довольно положительным человеком. Вот с женитьбой ему не повезло. Почему-то попадались или сплошь вертихвостки, или стервы, пьющие из него кровь по поводу и без повода. К тому моменту женился и разводился Шиней уже трижды. Каждый раз до свадьбы будущие жены и их домочадцы буквально стелились перед будущим зятем, имеющим и собственный дом, и довольно крепкое хозяйство, но как только брак бывал заключен, отношение моментально менялось на противоположное – каждый вновь испеченный родственник вкупе с новой женой стремился урвать от его хозяйства как можно больше, а его загнать в гроб как можно раньше. Соседи, глядя на это, жалели Шинея – хороший мужик, а смотри ты, как не везет с женами. В дальнейшем не раз пытались они сосватать ему какую-нибудь молодицу, но все попытки разбивались об упорно не желающего больше связывать себя брачными узами Шинея. Он, досыта наевшись предыдущих браков, больше не хотел даже слушать о женитьбе и уже зим десять жил в одиночестве. К его сорока зимам у Шинея ни от одной из бывших жен детей не было. Видимо поэтому он одаривал соседскую ребятню сладостями, мог покатать на коне, вырезал им из дерева всякие игрушки.