Незаконченные воспоминания о детстве шофера междугородного автобуса - [2]

Рядом со стариком в автобусе сидел его внук и читал детскую книжку. Он читал сосредоточенно, нахмурив брови, шевелил губами, изредка поглядывая не пассажиров, видят ли они, что он читает по-настоящему.

В пять лет Семен еще не умел читать, но знал очень много. Что наган — это не только револьвер, но еще и фамилия того человека, который изобрел наган. Красноармейцы удивлялись, когда он рассказывал о человеке Нагане. Параграфы из БУПа — боевого устава пехоты — он помнил и сейчас.

Семен родился в военном городке на южной границе, потом отца перевели на западную. Отец носил в петлицах две эмалевых темно-вишневых шпалы и суконные красные звезды на рукавах гимнастерки. Отец постоянно учился. Вечерами он сидел, обложенный книгами и картами, а строчки в книгах подчеркивал красным карандашом. Раньше почему-то чаще подчеркивали строчки, старые учебники все подчеркнуты. Отец в молодости тоже был шахтером.

Перед войной отец учился в академии. Семен хорошо запомнил приезд отца.

— Буслаев прибыл! — крикнули со двора.

Семен побежал встречать. Отец вынимал из машины чемодан. Семен получил подарки — желтую коробку мармелада и револьвер-пугач с запасными пистонами в круглых картонных баночках.

Мать радовалась новому платью, крепдешиновое, вспомнил Семен название материала, очень дорогое. С розами, почти с такими же, как вот сейчас у студентки. Мать все время старалась ходить мимо зеркала, чтобы видеть себя в новом платье.

Отец уходил очень рано, а приходил все позже и позже. Как-то Семен не видел отца три дня. Он дал себе слово обязательно проснуться при возвращении отца. И он проснулся, потому что отец пришел с лейтенантом, который топал сапогами, и мать сказала ему:

— Тише, разбудите ребенка.

Семен знал этого лейтенанта, он пел песни на украинском языке, получалось очень смешно, почти все понятно, а не по-русски.

Отец стал куда-то звонить.

— Да, неспокойно, — говорил он. — По-видимому, подтягивают танки.

Потом отец позвонил командиру полка Ивану Анисимовичу. Командир полка быстро пришел, он жил в соседнем доме. Они разложили на столе карту. Карта была совсем новой и хрустела, когда ее двигали по столу.

— Тише вы! — говорила мать.

Семену было смешно смотреть, как взрослые ходили вокруг стола на цыпочках, они не знали, что он проснулся, он даже зажал рот ладонью, чтобы не рассмеяться.

— Давай посыльных к командирам. На завтра увольнения отменяются! — скомандовал командир полка лейтенанту. И лейтенант ушел.

3

Вдоль трассы тянулась густая поросль кустарников. Сейчас будет аэродром, подумал Семен. Летом из-за изгороди кустарника его не видно, зимой сквозь голые ветви видны капониры, заслоняющие самолеты от взглядов с шоссе.

Раздался шершавый грохот. Грохот перешел в пронзительный тоскливый свист — истребитель шел на посадку. Он перемахнул через шоссе, выпустил слегка растопыренные шасси. Так кот выставляет лапы, когда его сбрасываешь с дерева, подумал Семен. Низко летящие самолеты всегда ему напоминали начало войны.

…Противный, на высоких нотах вой, только без этого реактивного присвиста. Грохнули бомбы. Над крышами пронеслись самолеты с раздвоенными крестами, желтыми и черными. Отец, кряхтя, натягивал сапоги.

— Война, — сказал он, ни к кому не обращаясь.

В комнату вбежал толстый начальник штаба в рубашке, галифе, тапочках и с пистолетом. Отец налил во флягу оставленную с вечера минеральную воду и сказал начальнику штаба:

— Идите оденьтесь. — И добавил: — Пистолет уберите, детей напугаете.

С тех пор Семен никогда больше отца не видел. Даже на фотографиях: фотографий не сохранилось. Сколько же ему было тогда лет? Немного больше тридцати. Сейчас они почти ровесники.

Запомнились больше ночи. Днем дороги бомбили и обстреливали с самолетов, поэтому отсиживались в лесах. Красноармейцы шли не строем, и никто не козырял друг другу. Потом они встретили лейтенанта с перебинтованной головой. Он был похож на великого визиря в чалме из книги «Арабские сказки». Семен сказал ему об этом. Лейтенант рассмеялся и тут же сморщился от боли.

— Скорее я калиф на час, чем великий визирь.

Лейтенант остался с ними. Теперь в обозе жен командиров был мужчина, хоть раненый, но мужчина. Женщины повеселели и впервые за эти дни подкрасили губы. Мать отозвала лейтенанта. Они прошли за деревья и сели на корень сосны. Семен незаметно прокрался и стал слушать.

— Как все было? — спросила мать.

— Обыкновенно, — сказал лейтенант. — Стреляли.

— Кто из наших погиб? — спросила мать.

— Не знаю, — сказал лейтенант.

— Не надо, — попросила мать. — Мне можешь сказать.

— Мы держались десять часов. Последними.

— А комиссар?

— Там в восемь утра все кончилось. На них пустили танки.

— Понятно, — сказала мать.

— Я не знаю, — стал оправдываться лейтенант. — Знаю, что убиты Бобров, Царенок, Иван Анисимович. Я забрал их документы. А про комиссара не знаю.

Мать легла на повозку, укрылась платком и долго плакала. Семен видел, как у нее под платком вздрагивали плечи. Тогда он не придал этому разговору особого смысла. Лейтенант ведь ясно сказал, что он ничего не знает про отца. А что убиты политрук Царенок и Иван Анисимович, так это временно; когда они играли в войну, по правилам обязательно должны были быть убитые, но потом ведь все оживали, когда заканчивалась игра, а некоторым разрешали оживать и раньше, если не хватало сражающихся.