Незадачливый убийца - [15]

Я — Ты, должно быть, скучаешь совсем одна?

Она — Такова уж моя судьба, дорогая Милен. Когда выходишь замуж за человека, призванного повелевать другими, надо быть готовой к жертвам.

Я — Правда, ты можешь ему звонить?

Она — Я это делаю редко: боюсь ему помешать. Ты знаешь, он так занят, так занят… Утром верховая езда или тир. Днем служба, вечером — совещания.

Я — Каждый вечер?

Она — Два раза в неделю плюс в воскресенье, во второй половине дня. Тут уж собираются все сотрудники, чтобы выработать план на неделю. Ведь сама понимаешь, в выходной день куда спокойнее: телефон молчит, посетителей нет.

Я — Припоминаю, что и в фильмах деловые люди не любят, когда жены беспокоят их на работе. Таков, видно, и твой муж?

Она — Если случается мне позвать Жоржа по срочному делу, трубку берет его секретарь и только потом соединяет с ним.

Я — Секретарь, а не секретарша?

Она — Именно так. Он предпочитает помощника мужчину. Ведь как у нас, женщин: домашние заботы, муж, дети, не говоря уже о хрупком здоровье… Не все ведь такие крепкие, как ты… и без семьи.

Я — Да, мне повезло. Это точно.

Она — К слову… никаких перспектив?

Я — Никаких.

Она — Занятно. В пансионе все считали, что ты первой выскочишь замуж. Ты была такой красивой, элегантной и, я бы сказала, утонченной…

Я — Спасибо. Не мной оказано, что молодость — это недостаток, который проходит с возрастом. Как давно это все было…

Она — Давно, давно… и вроде не очень. Знаешь, когда я вспоминаю себя в восемнадцать… Эти первые волнения, тайные свидания (боже! какие свидания и с кем?), мне кажется, что это было лишь вчера, что я та самая молодая девушка…

Я — Ну, вообще говоря, ты могла уже быть матерью как раз такой молодой девушки.

После этих слов в нашем разговоре повеяло холодком. Прежде чем удалиться, я вскользь но любопытствовал а, когда именно у Жоржа-Антуана проходят совещания, дабы, упаси бог, не обеспокоить его. Кроме воскресенья, во вторник и пятницу. В мэтра Манигу стреляли в пятницу, Добье убит во вторник… Тут есть над чем призадуматься, не так ли? Правда, история со взрывом произошла в четверг, но бомбу замедленного действия можно положить на протяжении всей второй половины дня, стоит только улучить минуту…

26 марта, четверг, вечер.

Из дневника Жюля Дюрана.

Я много думал, возвращаясь с аэродрома. Если существует убийца, желающий завладеть богатством Дюлошей, он должен после мэтра Манигу разделаться и с Матильдой. Правда, он может подождать, пока то же сделает время. Зато к Дюбердибелю, который, по слухам, пышет здоровьем, он должен принять более радикальные меры. Далее. Если виновен сам Жорж-Антуан, он должен отделаться от Ромелли. И быстро, потому что женатый года четыре красавчик Юбер не сказал еще последнего слова: у него вполне может быть ребенок.

Вывод: первый убитый из них обвинит другого уже одной только своей смертью. Пока будем считать виновным Ромелли, хотя бы потому, что я здесь из-за него. Приведем в порядок факты, которые я узнал.

1. Клод Жом не думала выходить замуж, ибо решила целиком посвятить себя лечению брата. На это ушли бы ее лучшие годы.

2. Ромелли хочет на ней жениться, чтобы, по слухам, обеспечить себе жизнь без забот о хлебе насущном. (Но разве это могло помешать ему влюбиться в нее по-настоящему?)

3. Людовик — единственное препятствие к этому.

Наступает роковой день, и он погибает… Отчаявшаяся Клод не видит более причин не ответить на сильное и постоянное чувство Юбера, который в несчастье был ей единственной поддержкой и утешением. Нельзя было пренебрегать и тем, что состояние Жомов попадало в надежные мужские руки. Все это так, но нет ли неизвестных нам деталей, касающихся смерти Людовика?

Я отправился к мэтру Даргоно за уточнениями на этот счет. К сожалению, нотариуса не было дома. Меня приняла Софи. Мы обменялись несколькими фразами, стоя друг против друга на крыльце. Она сказала, что отец сейчас в конторе и вернется, вероятно, нескоро. Я уже собирался уходить, как она окликнула меня:

— Мсье, подождите, мсье!

Ее голос был напряженным, казалось, сейчас он расколется со звоном, как молодой ледок на пруду. Я остановился.

— Вы ведь хорошо знали Патриса, правда? — с усилием произнесла она. Я кивнул. Она продолжала:

— Он был такой любезный и так любил мою сестру…

И прибавила, будто надо было развеять чьи-то сомнения:

— Он любил ее по-настоящему.

Я был не в состоянии произнести и слова. Зачем она мне все это рассказывает? Я вспомнил внезапно слова Дарвина «когда она объявляет тебе, что у нее не в порядке чулок…». Но сейчас-то у нее чулок в порядке… Стоя в отупении, я чувствовал, как у меня заколотилось сердце. Я ругал себя за свои нелепые мысли, я хотел их подавить, чтобы не сметь думать о том, о чем я думал.

Мы оставались неподвижны с минуту, но мне она показалась часом. Я видел, как ее серые глаза будто начали увлажняться, потом она прошептала почти с детским простодушием:

— Извините, что задержала вас. До свидания, мсье.

Я откланялся. Обернувшись уже на ступеньках крыльца, я довольно глупо изрек:

— Я очень ценил Добье, он был отличным товарищем…

После моих слов она неопределенно качнула головой. Что бы это значило?