Незабудка - [76]

Алана взглянула в очень темные глаза брата, глаза, похожие на ночь, только более ясные, теплые.

Глаза такие же, как и её собственные до того, как она потеряла память.

Но Боб помнит, а она нет. Даже когда он рассказывает ей, она едва может поверить в то, что слышит.

Это похоже на чтение о чем-то в газете. Далекое. Но вполне реальное.

Раф нес ее вниз с Разбитой Горы.

Она не помнит.

Неудивительно, что Раф не рассказал ей, что случилось. Рассказ не принес бы пользы. Услышать — это не одно и то же, что вспомнить, знать.

Раф спас жизнь Аланы, а она даже не знает об этом. Он тащил ее вниз по этой предательски опасной тропе, лед и темень вокруг, рисковал ради нее собственной жизнью.

А ей казалось, что этого никогда и не было.

— Раф ждал, что ты все вспомнишь после побега из госпиталя, — заметил Боб.

— Нет, я не вспомнила.

Она не вспомнила, не звала Рафа, даже не знала, что он ждал на Разбитой Горе. Ждал ее.

— По-видимому, — выдохнул Боб, — Раф вычислил это для себя. Поэтому он и терзал меня, чтобы я заманил тебя домой.

Алана ошеломленно кивала головой. Она приехала домой. И Рафаэль обращался с ней необыкновенно нежно, с полным пониманием, не требуя ничего, отдавая все. Когда пребывание в горах пугало ее, он извинялся, как будто именно он нес ответственность за все.

Уинтер настолько близко воспринял ее боль и страдания, что в это трудно было поверить. Насколько мог, вселил в нее надежду и уверенность. И ни разу ничем не выдал той боли, что она ему причинила. Он любил ее, заботился о ней, дал ей все возможное, кроме воспоминаний. Никто не может вспомнить за нее.

Это она должна сделать сама, для себя.

— Сестренка? — обеспокоенно позвал Боб. — Тебе лучше сесть. Ты бледнее смерти.

— Ты, как всегда, любезен, милый братец. — Голос Аланы был таким же жалким, как и улыбка, которой она одарила Боба. Она сумела снять напряжение с горла, с голосовых связок, используя упражнения, которые освоила как певица. Важно, чтобы Боб не беспокоился о ней. Важно, чтобы он не вертелся рядом, не следил за ней, не мешал сделать то, что она считала необходимым сделать.

Важно, чтобы она вела себя во время завтрака так, как будто ничего не произошло, и тогда день, лениво вступающий сейчас в окрестностях озера в свои права, сложится удачно. Ни одного неверного шага, движения, взгляда. Все должно быть в полном порядке. — Проверь, пожалуйста, на кухне ящик с дровами, ладно? Я не хочу носиться как ошпаренная, если вдруг погаснет огонь.

Голос Аланы звучал спокойно, даже немного вяло. Улыбка, которую она подарила Бобу, точно соответствовала голосу.

— Почему ты не разрешаешь мне приготовить завтрак? — спросил Боб, обеспокоенно наморщив лоб. — Ты иди присядь и…

— Я присяду попозже, — перебила она, — когда ты с клиентами пойдешь удить рыбу. Я знаю прекрасное местечко. Трава, солнечный свет и прекрасный обзор осиновых листьев.

У Аланы перехватило горло, стоило ей вспомнить, как считали они с Рафом осиновые листья: он лежал тихо, сцепив руки под головой, улыбаясь и испытывая боль при каждом ее прикосновении.

Раф.

Она закрыла глаза и заставила себя немного успокоиться.

— Заготовь, пожалуйста, дров, милый братишка. Я не собираюсь проводить целый день на кухне.

Боб, немного поколебавшись, прошел к двери черного хода. Несколько минут спустя рассветную тишину нарушили отчетливые резкие звуки десятифунтового колуна, дробившего на лучины заготовленные дрова.

Стараясь ни о чем не думать, Алана сновала по кухне, тщательно сосредоточившись на процессе приготовления пищи и сервировки стола. Стоило мыслям изменить направление и вновь вернуться к Рафу, как она безжалостно отбрасывала их прочь.

Сначала ей предстояло справиться с завтраком. Когда все будут спокойно заняты рыбной ловлей, когда она останется наедине со своей неустойчивой памятью, тогда она будет думать о Рафе.

Мысли о нем дадут ей смелость совершить то, что она задумала. В какое-то мгновение паника охватила Алану.

Один из предметов столового серебра выскользнул из ее рук и со звоном упал на стол. Дрожащими руками она подняла вилку и положила ее на место. Сервировку стола она закончила как раз в тот момент, когда вошла Джанис.

— Доброе утро, — приветливо поздоровалась та.

— Доброе утро. Кофе готов.

— Звучит божественно. Раф встал?

— Да. Я налью тебе немного кофе. — Алана поспешно отвернулась, избегая внимательного взгляда другой женщины. Бывший психиатр была сейчас особенно восприимчива к спокойствию Аланы.

— Это Раф рубит дрова? — спросила Джанис, на шаг приблизившись к Алане.

Тут же нахлынули воспоминания, едва не разрушившие ее самообладания, перед глазами возникла четкая картина четырехлетней давности: Раф колдует над грудой дров. Длинные ноги широко расставлены, он обнажен до пояса, мощные мышцы спины ритмично собираются в пучок, затем расслабляются, он работает топором под июльским солнцем, рубит дрова для плиты. Она видела его так четко, а жар и саму жизнь, исходящие от него, ощущала так ясно, что, казалось, могла дотронуться до него рукой. Сильное желание, словно молнией, пронзило Алану, страсть, любовь и утрата буквально разрывали ее на части, вдруг она почувствовала, что жизнь вытекает из нее.