Нейлоновая шубка - [27]
— То отец их продавать не будет! — повторил Генка. — И вам не советую. Сейчас наши дружинники проводят на рынках Москвы рейды против спекулянтов.
— По-вашему, я спекулянт?
— Несомненно! — без обиняков сказал Генка.
— Предположим. Что же вы советуете мне делать с томатами? Съесть самому три машины помидоров?
— Передайте их по твердой цене в торговую сеть.
Шалва Константинович вышел на улицу не в лучшем настроении.
«Надо же было угодить в столицу в период массового рейда добровольных дружин. Мне сейчас не хватает знакомства с прокурором».
От этой мысли его даже пошатнуло. Он прислонился к фонарному столбу, закрыл глаза и прошептал:
— Спокойствие, Шалва Константинович, спокойствие, дорогой! Не все еще потеряно.
Глава шестнадцатая
В Шебалинском тупике Шалву Константиновича поджидали водители. Показания трех счетчиков перевалили за тридцать тысяч. Представители вольного племени таксистов глухо роптали. Они рвались к домашним очагам.
— Не размахивайте руками, — сказал Гогоберашвили. — Я отпущу вас, когда придет время. Мне нужно осмыслить ситуацию!
В доме дядюшки Шота предводителя томатной экспедиции ждали дополнительные неприятности. Математика одолевали сомнения. Он пытался окольными путями узнать, не предназначены ли помидоры для спекуляции. Читашвили неделикатно намекнул, что, если его догадка подтвердится, он вышвырнет своего дорогого родственничка на улицу!
Два последующих дня Шалва Константинович лихорадочно искал оптового покупателя. Он не мечтал о сверхприбылях. Он лишь пытался уйти от финансового разгрома. Ночами Гогоберашвили мучили кошмары. На третью ночь он совсем лишился сна. Под утро он вышел к машинам. Шоферы спали в кабинах. Трехтактный храп разносился по двору. Счетчики дружно отсчитывали рубли, «Утро на Москве-реке, — горестно ухмыльнулся Шалва Константинович. — Симфония банкрота».
Вдруг какие-то посторонние звуки заставили его насторожиться. Гогоберашвили вздрогнул. В его воспаленном мозгу, как пишут авторы детективных романов, мелькнула страшная догадка. Он присел на корточки и заглянул под машину. Догадка подтвердилась: помидор потек! Багровые капли падали на пыльный асфальт. Под грузовиками стояли лужицы. Они были окантованы крупнокалиберными мухами. Двукрылые нагло пировали. Гогоберашвили скорбно наблюдал за падающей капелью.
Из флигеля вышла Хабибулина. Дворничиха была плохо настроена. Только вчера на межуличном совещании дворников участковый сделал ей серьезное предупреждение насчет санитарного состояния двора.
— Это еще что за безобразие! — сразу с высокой ноты начала Хабибулина. Мало мне своих жильцов, вроде живодера Бадеева, так еще со стороны наезжают. Весь двор загадили!
— Молодая пикантная женщина и так расстраивается! — льстиво сказал Гогоберашвили.
— Кто пикантная! — возмутилась Хабибулина. — Ты что, со мной гулял?
— Ей-богу, мадам, при вашей красоте такие вопли вам не к лицу!
— Ты мне зубы не заговаривай! Думаешь, если я с метлой, то меня и обзывать можно!
— Уверяю вас, вы меня не так поняли, дорогая…
— Тут и понимать нечего. И я тебе не дорогая. Я женщина честная. Хабибулин! — закричала она. — Хабибулин! Дрыхнешь, черт проклятый!
Из того же флигеля вышел заспанный Хабибулин, огромный мужчина в защитной рубахе навыпуск и в обрезанных валенках на босу ногу. Он молча уставился на Шалву Константиновича.
— Ты только погляди, что у нас делается! — бушевала супруга. — Наезжают тут всякие и еще обзывают. За ними ходишь, убираешь, а они обзывают. Весь двор загадили. Да я тебя, спекулянт паршивый! — дворничиха подняла метлу.
— Бросьте размахивать своим культинвентарем, — сказал Гогоберашвили. — Я уполномоченный «Кахетинминснабсбыта». Вы будете отвечать за насилие!
— Вот позову участкового, тогда узнаем, какой ты есть уполномоченный!
Встреча с участковым не входила в планы Гогоберашвили.
— У вас очень нервная подруга жизни, товарищ Хабибулин, — сказал Шалва Константинович. — Зачем поднимать на заре такой шум. Если человек на меня работает, я заплачу! Я же не колониалист! — И он положил в широкую, как лопата, ладонь Хабибулина десятку.
Супруг воинственной дворничихи небрежно сунул деньги в карман и, не поблагодарив Гогоберашвили, лениво поплелся домой.
Скандал во дворе подстегнул Шалву Константиновича. Он поспешил на Центральный телеграф. Ему не терпелось выяснить по телефону, нет ли томатного голода в Калуге, помидорного кризиса в Тамбове или овощного бума в Костроме.
В комнате ожидания переговорного пункта стоял вокзальный шум, перекрываемый голосами радиодикторш, рассортировывавших клиентов по кабинам. Дикторша выкликнула:
— Гогоберашвили, третья кабина!
Шалва Константинович закрыл за собой дверь. Он поднял трубку, но тут же положил ее. Только сейчас он отчетливо понял, что ему не удастся довезти помидоры до областного центра, что по дороге они превратятся в несъедобное месиво.
Он вышел на улицу. В Шебалинском тупике его поджидал разъяренный математик.
— Ты обманул меня, родственничек! — накинулся на него профессор. — Это помидоры не для детского дома!
— Чтобы я внуков не видел, если не для детского…
