Невыносимая жестокость - [58]

О, великий Отец Солнце!

Тот, что отдает свое семя Матери Земле!

Приди, приди к ней скорее,

Согрей своим теплом юную деву, ждущую тебя…

Освобожденный на время от дел, мистер Маккиннон недовольно пыхтел и яростно вращал глазами, как если бы Ригли исполнял здесь древние кельтские похабные частушки, оскверняющие самую суть проводимой церемонии.

Когда же дело дошло до стандартных вопросов и ответов, официальный ведущий смягчился и вновь приступил к своим обязанностям:

— Берешь ли ты… — начал он, подглядывая в визитку Майлса и бумажку, на которой Ригли написал полное имя Мэрилин, — …берешь ли ты, Майлс Лонгфелло Мэсси, из адвокатской конторы «Мэсси, Майерсон, Слоун и Гуральник», доктор юридических наук… — он неодобрительно покосился на Мэсси, — …берешь ли ты в свои законные жены Мэрилин Хэмилтон Рексрот-Дойл, чтобы…

— Да-да! — с готовностью откликнулся Майлс. — Конечно, я согласен!

— Дайте же мне закончить! — рявкнул мистер Маккиннон. Пристально посмотрев на Мэсси, он вдруг поинтересовался:

— Господи Иисусе, вы что, никогда не женились?

К изумлению Ригли, Майлс смутился и стал чертить носком ботинка на полу какие-то фигуры, как маленький мальчик. Мэрилин тоже заметила это, и ее глаза увлажнились.

— Так вот, о чем это я? Ах, да: чтобы беречь и любить ее, заботиться о ней и быть ей верным до тех пор, пока смерть не разлучит вас? — продолжал старик сурово, как следователь на допросе.

Все замерли в ожидании ответа. Сам же Майлс, явно выпав из происходящего, продолжал глазеть на свои ботинки. Наконец Мэрилин пихнула его локтем в бок.

Майлс очнулся и поспешил заявить:

— Да.

— А ты, Мэрилин Хэмилтон Рексрот-Дойл, берешь ли ты Майлса Лонгфелло Мэсси из адвокатской конторы «Мэсси, Майерсон, Слоун и Гуральник», доктора юридических наук, в свои законные мужья, чтобы беречь и любить его, заботиться о нем и быть ему верной до тех пор, пока смерть не разлучит вас?

Мэрилин снова влюблено посмотрела на Майлса. В этот момент она опять походила на мадонну эпохи Ренессанса, разве что в шотландском берете.

— Да, — пылко сказала она.

Мистер Маккиннон поднял руки — не то в знак торжественности момента, не то для того, чтобы дать понять, что изменить уже ничего нельзя:

— Объявляю вас мужем и женой.

Не успел он опустить руки, как зал часовни наполнили истошные звуки шотландской волынки. К алтарю медленными шажками подошла, играя на этом инструменте, старая дама с подсиненными волосами, в клетчатом килте и шали. Она обошла новобрачных, давая им возможность обменяться сладким поцелуем.

Захлестнутый эмоциями Ригли рыдал.

Где-то в глубине его сознания вертелась мысль о том, что Майлс Мэсси, лучший адвокат по бракоразводным делам в Америке, сам является теперь потенциальным клиентом своей же фирмы, а может быть, и самого Ригли. Это было так невыносимо романтично. Он задумался, захочет ли «Мир интерьеров» запечатлеть то место, где обвенчался человек, кабинет которого столько раз появлялся на страницах журнала.

Возвращался Майлс в тот же отель, но уже в другой «люкс»: теперь ему необходимы были апартаменты для новобрачных. Он только рассчитывал, что на этот раз ему достанется красное атласное постельное белье, которое наградит его столь желанной бессонницей.

Майлс, все еще в килте, отпер дверь, а затем подхватил Мэрилин и понес ее на руках. Слегка пошатываясь, он поднялся по нескольким широким ступеням на возвышение, на котором этаким памятником семейному счастью громоздилась кровать в форме сердца. Через гигантское окно открывался вид на сияющий радугой огней Лас-Вегас.

Майлс заглянул в глубину глаз Мэрилин и поцеловал ее. Яркая вспышка первой секунды поцелуя вдруг сменилась прохладной отстраненностью, и Майлс почувствовал, как Мэрилин напряглась в его объятиях.

«Ну конечно, она ведь пережила такое потрясение», — упрекнул сам себя Майлс. Погруженный в свои возвышенные романтические переживания, он совсем забыл, какой удар обрушился на его возлюбленную всего несколько часов назад, когда она узнала о смерти Сары, своей ближайшей подруги, и как глубоко это ранило ее. «Будь нежен, ласков и предупредителен», — сказал он себе.

— Мэрилин? — прошептал он. — Все хорошо?

— Нет… нет, — едва слышно, чуть шевеля губами, ответила она. — Все как-то не так, неправильно.

Майлс смутился, не совсем понимая, что Мэрилин подразумевает под загадочным «всем», и на всякий случай уточнил:

— Может, дело в килте?

— Майлс, ты меня любишь?

Откровенно говоря, этот вопрос застал Майлса врасплох. Нет, не то чтобы он затруднился с ответом, просто самого вопроса он в этот момент как-то не ожидал. Он снова посмотрел в ее бездонные темные глаза, на ее чувственные губы и загадочную улыбку Моны Лизы. Он понял, что перед ним не просто дорогая ему женщина, а земное воплощение женского начала Вселенной, сама Мать-Земля, собирательный образ всех женщин.

— Я люблю тебя больше всего на свете, — сказал он, глубоко прочувствовав каждое слово.

— И я могу доверять тебе во всем? Майлс кивнул.

— Конечно, можешь.

Задержав дыхание на несколько секунд, Мэрилин пристально посмотрела ему в глаза. Затем, перевернувшись на другой бок, она дотянулась до своей сумочки, из которой извлекла сложенный пополам лист гербовой бумаги. Одним движением она разорвала лист пополам и с довольной улыбкой подбросила вверх оба обрывка в воздух, как конфетти.