Невыносимая жара - [29]

— Мое лицо никогда не выдает моих мыслей, — похвастался судья.

— Я говорю не о том, что оно выдает, а о том, что она на нем читает, — сказал Рук. Разговаривая с судьей, он повернулся к Никки. — Я общаюсь с ней уже несколько недель, и мне кажется, я никогда в жизни не встречал более проницательной женщины. — Он смотрел ей прямо и глаза, и, несмотря на то что эпизод отнюдь не напоминал момент близости на балконе Старра, Хит ощутила тот же трепет. Поэтому она отвернулась и собрала деньги, размышляя о том, в какую, черт побери, игру она здесь ввязалась — и думала она отнюдь не о кортах.

— По-моему, мне пора домой, — сказала Никки.

Рук настаивал на том, чтобы проводить ее, но Никки решила дождаться остальных гостей. Ей нужно было избавиться от него, и она ушла вместе со всеми. Потому что на самом деле, размышляла она в лифте, ей хотелось не столько побыть одной, сколько не быть вдвоем с ним.

«По крайней мере, сегодня», — подумала она.

Телеведущая с мужем жили совсем близко, поэтому они попрощались в тот момент, когда Симпсон поймал такси. У музея Гуггенхайма судье нужно было сворачивать, в сторону пригорода, и он спросил, не желает ли Никки проехаться с ним. Она попыталась разобраться в своих чувствах и решить, стоит ли бросить приниженного Рука на тротуаре, или остаться и терпеть неловкость прощания, а может, что еще хуже, неловкость возвращения, и ответила «да».

Рук спросил:

— Надеюсь, ты не сердишься на меня за то, что я тебя некоторым образом разыграл?

— А на что мне сердиться, шутник? Ведь я ухожу не с пустыми руками.

Затем она подвинулась в глубь машины, чтобы дать место Симпсону. Десять минут спустя Никки открывала дверь своей квартиры неподалеку от парка Греймерси, мечтая о ванне.

Никто не смог бы обвинить Никки Хит в потакании собственным капризам. «Отсроченное удовольствие» — это словосочетание часто приходило ей на ум, когда она пыталась подавить редкие вспышки гнева на себя саму за то, что делает не то, что могла бы делать. Или видит, как это делают другие.

Поэтому, когда она снова открыла кран, чтобы пена поднялась повыше, и позволила себе одно из редких удовольствий, ванну с пеной, мысли ее снова устремились к той дороге, от которой она отказалась. Дороге в Коннектикут, к зеленой лужайке, родительским собраниям, мужу, ездившему на поезде в Манхэттен, к свободному времени и деньгам на массаж, а может быть, даже занятиям йогой. Занятия йогой вместо тренировок по ближнему бою.

Никки попыталась представить себя в постели с адвокатом, пресным, как соевый творог, с бородкой Джонни Деппа и со стикером «Спонтанное проявление доброты» на бампере проржавевшего «сааба». И это вместо постельных тренировок с бывшим «морским котиком». У нее могли быть мужчины и похуже Джонни Деппа. И были.

В этот вечер она пару раз задумывалась о том, чтобы позвонить Дону, но не сделала этого. А почему нет? Ей хотелось похвастаться превосходным приемом, которым она свалила Поченко на станции метро. «Легко и быстро, садитесь в машину, сэр». Но она хотела позвонить Дону вовсе не из-за приемчика, и сама знала это. Так почему же она не позвонила?

С Доном было легко. «Персональный» тренер никогда не спрашивал, где она сейчас, когда она вернется или почему она не позвонила. К ней или к нему — не имело значения, они ехали туда, куда было ближе. Он не искал себе жену, не искал утешения или спасения от неприятностей.

И секс с ним был хорош. Время от времени Дон становился слишком агрессивным или слишком стремился побыстрее довести дело до конца, но она знала, как с этим быть и как получить то, что ей нужно. И какая разница между ним и парнями из пригородов, всеми этими ноа пакстонами? Отношения с Доном не были самым важным в ее жизни, но они давали ей то, что было ей необходимо.

Так почему же она не позвонила?

Когда пена начала щекотать Никки подбородок, она закрыла кран и вдохнула запах детства.

Хит подумала о своих «отсроченных удовольствиях», попыталась представить, каково это — стремиться к собственной цели вместо того, чтобы выполнять необходимую работу, и подумала: неужели так будет, скажем, через одиннадцать лет, когда ей исполнится сорок?

Ей казалось, что до сорока еще так далеко, однако последние десять лет, целых десять лет ее жизни, проведенных под влиянием воспоминания о смерти матери, промелькнули, подобно прокрученной с ускорением видеозаписи. Или это было потому, что она не наслаждалась жизнью?

В тот день она пыталась убедить мать, что ей следует изучать театральное искусство, и вот она перешла в юридический колледж и занялась уголовным правом. Никки подумала: может быть, сама того не понимая, она стала слишком жесткой, чтобы быть счастливой? Она знала, что мало смеется и много судит людей.

Что сказал тогда Рук за покерным столом? Что она «видит людей насквозь». Не такую эпитафию она хотела бы видеть на своем надгробии.

Рук.

«Ну хорошо, я пялилась на его задницу», — подумала она. Затем этот трепет — возможно, смущение оттого, что Грандам застукала ее за неприличным занятием. Никки задержала дыхание и опустилась под воду, чтобы успокоиться.

Она вынырнула, смахнула пену с лица и волос и, застыв в приятной прохладе, дала волю воображению. Интересно, каково это — быть в постели с Джеймсоном Руком? Как он будет себя вести? Как будет двигаться? Каково это — чувствовать его прикосновения, его поцелуи?