Невская битва. Солнце земли русской - [3]

Горемычный Ярослав, похоронив старшего сына и приехав вскоре в родной Переяславль, приходил к Иадору на исповедь. Тайну исповеди, конечно же, игумен не раскрыл, но обмолвился:

— Убивается пуще возможного.

— А как там Александр? — спросил Алексий.

— О нем беседы не было, — задумчиво ответил Иадор и в тот же вечер за трапезой повелел прочесть вслух житие Бориса и Глеба, которое и без того в обители знали наизусть.

Но, когда стали читать, оно показалось теперь небывало пронзительным, особенно когда дошли до стенаний Глеба по погибшему брату: «Лучше бы мне умерети с тобою, нежели жити в сем житии одному, осиротевшу без тебя. Аз думал увидать твое ангельское лице. И се, какое горе постигло мя! Лучше я желал бы умерети с тобою, господин мой. А теперь что делать мне, умиленну и скорбящу о твоей красоте и о глубоком разуме отца моего? О милый мой брате и господине, ежели ты получил дерзновение от Бога, моли о мне унылом, дабы и я сподоблен был ту же смерть прияти и жить с тобою, а не в свете сем, прельщений полном!»

Алексия так и прожгло насквозь — о нет! Не дай Бог, чтобы сбылось с Александром то же, что и с Глебом по кончине Бориса; пошли ему, Господи, крепости души и тела для одоления мечтаний смерти.

И на сей раз сбылась его молитва: Александр не ушел к брату своему в небесную обитель, подобно Глебу, ушедшему следом за Борисом. Он окреп мышцею, и уже не говаривали о нем, что токмо молитвенник он. В другой год по кончине брата, весною, пятнадцатилетний Александр Ярославич впервые ходил вместе с родителем в ратный поход на проклятого немца. Победа была одержана славная, земли за Чудским озером освобождены полностью, а сами немцы заключили такой мир, какого от них потребовал победитель. О юном Александре говорили, что он даже участвовал в сече, но потом эти слухи не оправдались.

Алексий один знал, кто настоящий победоносец, — только благодаря присутствию в походе сына Ярослав одолел немчуру.

В тот же год летом Ярослав и литовцев побил под Русой. И вновь при нем был сынок. И теперь уж мало осталось в Новгороде недовольных ими. Тех, кто любил немца, совсем изгнали, а большинство ретивых новгородцев славили отца и сына. Честь, оказанная им, дошла до того, что отныне новгородцы признавали наследное владение Ярославом и Александром их городом. Вот какой радостью великой сменилось тяжкое горе.

Сыновья Всеволода Большое Гнездо, великий князь Юрий и Ярослав Всеволодовичи, радовались хорошим годам для Руси, их города цвели и богатели. Украшалась и Борисоглебская обитель в Переяславле, в которой монах Алексий усердно молился о витязе и богоносце Александре, о его полнокровном и крепком возрастании. Изредка сам Александр наведывался в родной свой град, где он появился на свет и провел самые счастливые и беззаботные годы детства. Народ любовался им, его созревающей статью и красотою возмужания. Вот в прошлый раз приезжал наш голубчик еще с ломающимся голоском, а нынче приехал уже мужчиной. И речь такая твердая, слово каждое — как меч стальной, не то что было еще совсем недавно. Если в храме стоит, то подпевает краше всех, а если на играх станет из лука стрелять, то всех превзойдет в этом искусстве.

Однажды на холме над Клещиным озером они встретились — юный князь и пекущийся о нем монах. Александр любил бывать здесь один, видели, как он то молился, то просто сидел и смотрел на просторы озера. Алексий, когда выдавался случай, тоже взбирался сюда и сиживал, надеясь на случайную встречу. И вот она произошла.

Он уж собирался вставать и уходить, как вдруг прямо перед ним будто стройное деревцо выросло…

— Александр Ярославич!.. — вскочил Алексий.

— Благослови, иноче, — склонил тотчас свою русую голову княжич, выставив пред собою две лодочки ладоней, сложенные одна на другую.

— Благословляю во имя Отца и Сына и Святаго Духа, — дрогнувшим голосом промолвил монах, осеняя княжича Божьим благословением. Он хотел сказать ему о том, что непрестанно молится о его счастливой участи и будущих великих подвигах, но почему-то вместо этого пробормотал:

— Засиделся я тут, прости, княже, поспешу в обитель… Храни тебя Бог, солнце ты светлое…

И, покинув Ярославича, поспешил по крутому склону вниз, в сторону Переяславля. Таков и остался единственный в его жизни разговор с Александром. Как же он потом ругал себя за это постыдное бегство! Оправдывался перед собою, что, мол, раз уж княжич любит на том холме один постоять, то нельзя было мешать ему, но другой голос говорил: «А и ничего бы не рухнуло в мире, если бы хоть несколькими словами еще перемолвились». Ведь не было в любви Алексия к Александру никакой корысти, ничего такого, чего стыдиться следовало. Это была любовь к рассвету, к пению птиц, к дыханию трав и свежему ветру, к белоснежным облакам и морозной зиме, к чистым дымам над жилищами, к ласковым очертаниям крыш и куполов, ко всему тому, что наполняет сердце русского человека радостью о красоте и полноценности человеческого мироздания, созданного Творцом Небесным. И юный княжич в представлении инока являл собою чудесный венец сих творений.

Недолгое счастье кончилось внезапным и страшным предзнаменованием. В год 6745 от Сотворения мира