Невозможная птица - [83]

Он пойдёт за своей памятью.

Куда бы она его ни привела. Туда, где он в последний раз был счастлив.

Сжимая рулевое колесо и выезжая на трассу I-75, ведущую к югу, Дэниел бросил на себя взгляд в боковое зеркальце. Он улыбался. Почему он улыбался? У него была цель. Миссия. Смысл жизни. Это было, решил он, даже лучше, чем быть счастливым.

– Я еду в Диснейленд! – заорал он и нажал на газ.

У-УПС!

На следующий день Майк сидел в углу за холодным столиком с видом на реку Детройт, ожидая её на том же месте, где они встретились: у Тони. Он не стал снимать свою коричневую кожаную куртку, так как от окна тянуло холодом. Время ланча прошло, толпа понемногу рассасывалась, в воздухе стоял запах пиццы и пива. Ожидая её, Майк чувствовал себя так, словно всю жизнь шёл к этому часу, к этому месту. К этой возможности. Он подозревал, что немногим людям приходилось в жизни делать подобный выбор. Они так и не выяснили, на что они способны. Он выяснит. Он был готов испробовать все что угодно. Абсолютно все. Он хотел прочь отсюда.

Он подвигался на стуле, уравновешивая свой тяжёлый карман. За окном скользили льдины; некоторые из них были достаточно большими для того, чтобы послужить хоккейным полем для юниоров. Солнце проглядывало сквозь стёганое одеяло серых облаков, выпуская прожекторные столбы света поиграть на зеленовато-синей поверхности воды. Баржа с Великих Озёр выскользнула из-за поворота. Майка всегда поражало, какие они длинные. Оседая и зарываясь в воду под тяжёлым грузом, они шли в Чикаго, где сваливали руду и возвращались обратно налегке – легко и быстро скользя по волнам, оставляя после себя широкую кильватерную струю. Он любил представлять себе жизнь моряков: спокойная жизнь от порта до порта, куча свободного времени. Чтобы читать. Расслабляться. Что угодно.

Для Майка это положение представлялось самым лучшим. Посередине. Он уже давно заметил, что каждый раз, с удовольствием предчувствуя окончание очередного проекта – скажем, трудных съёмок – он находит особое очарование в этом состоянии почти-завершённости. Это была обитель желания. Место, которого не могло коснуться поражение. Пока он находился Посередине, не было разочарований, разрушенных надежд, неожиданных последствий. Телефонный звонок, который ты собирался совершить, мог изменить всю твою жизнь. Письмо, которое ты ещё не открыл, могло принести самые удивительные известия: премию, освобождение от налогов, настоящую любовь. Следующий снимок мог стать лучшим снимком за всю твою карьеру. Было возможно все.

Может быть, подумал он, вот что представляет собой это место: лимбо.

Когда она вошла, солнечный луч упал на неё – на её длинное коричневое пальто, словно вышедшее из семидесятых, серый свитер с высоким воротом, казалось, удлинявшим её шею. Чёрные ливайсовские джинсы в обтяжку, подчёркивающие форму её ног и изгиб бёдер. Привлекательная женщина, которая доверяла ему. Когда она посмотрела на него, он почувствовал одновременно и радость, и отторжение; он не рассчитывал ещё раз увидеть этот взгляд.

– Я заказала саганаки, – сказала она, когда они поцеловались. – Что-то не так?

– Я просто думал о том, как ты красива, когда на тебе одежда.

Она просияла и посмотрела на него из-под своих пленительных бровей.

– Нам не обязательно есть. Мы всегда можем отложить ланч и пойти ко мне.

Майк в смятении обнаружил, что это предложение вызвало в нем отклик. Он покачал головой.

– У нас есть время.

Она потянулась через стол и взяла его за руку.

– Боже, какая холодная!

– У меня все нормально.

К их столику подошёл официант с блюдом сыра, шипящего в горячем масле. Он хлопал себя по переднику в поисках спичек. Донна сказала:

– Возьмите.

Она протянула ему серебряную зажигалку. Он со щелчком откинул крышку, чиркнул колёсиком, и пламя взвилось в воздух. Волна жара обдала лицо Майка.

– У-упс! – хмуро сказал официант и выжал лимон, гася огонь. Он поставил блюдо перед ними; сыр теплился маленьким голубым огоньком.

– Гип, – сказал официант и улыбнулся, возвращая ей её «зиппо».

– Гип, ура, – ответила она радостно.

Майк смотрел, как она прячет «зиппо» в свой кошелёк. Вот оно, подумал он. Вот в чем секрет Перешедших. Вот почему Клиндер все время торчал на экране. Он набирал последователей. И вот почему все, казалось, шли за Крылатым с такой лёгкостью, с такой покорностью. И почему никто не смог разглядеть его сквозь оболочку, увидеть подлого, пустого, слабого эгоиста, каким он был на самом деле.

Они загипнотизированы.

Они все постоянно находятся под гипнозом.

Её глаза обшаривали его лицо.

– Тебя что-то расстроило?

– То, что ты сказала вчера вечером. Насчёт вечности.

– Не припомню, чтобы мы много говорили, – Донна откинула назад голову и рассмеялась. Хотя он не мог видеть сквозь ворот свитера, он вспомнил, как совершенна была её шея. Молочно-белая и бархатистая. Кто-то говорил ему, что можно определить возраст женщины по морщинкам на её шее. Венгр-оператор, с которым он вместе работал, говорил, что у стареющей женщины шея как у цыплёнка. Ему приходилось использовать для них более мягкую фокусировку. Роясь в своей коробке с фильтрами, он говорил с чудовищным акцентом: «Давай прикончим этих цыплят».