Невольник - [52]

— Ты меня грабишь, собака неверная! — выкрикнул спахия, но без злости. Через припухшие веки смотрели хитрые карие глазки. — Ладно, давай!

— Пиши купчую и бумагу об освобождении.

Через час спахия вручил бумаги, а Звенигора отсчитал ему деньги. Сторож открыл замки кандалов, и невольники со слезами радости бросились к своему избавителю. Каждый старался обнять его, поцеловать руку. Черноглазый дед прижал руку Звенигоры к своей груди.

— Сынок, — прошептал он, всхлипывая, — теперь для Ивана Крука ты самый родной человек… Будешь в Чигирине — не обойди мою хату…

— А я из Корсуня…

— Я из Брацлава…

Каждый наперебой приглашал к себе. И Звенигора с горечью подумал, что дорога домой и для них и для него ещё ой какая далёкая! Не мало встретится на ней и явных и неведомых опасностей. И кто знает, когда они достигнут своей родной пристани, своего родного уголка земли…

Выведя дедов из села, Звенигора отдал им бумаги и сказал:

— Бывайте здоровы, земляки! Пусть вам путь счастливый стелется! Идите прямо через Планину на Валахию. А там — на Запорожье. Передайте кошевому, что турки войну готовят. Пусть наши начеку будут.

Старики упали на колени. Крук схватил руку казака, поцеловал.

— Пусть во всем у тебя будет удача, сынок! Береги себя!

Расчувствовавшийся Звенигора еле вырвался из горячих объятий, схватил Марийку за руку и зашагал прочь. А деды, опьяневшие от счастья, ещё долго стояли на вершине и смотрели вслед покрасневшими от слез глазами.

Поздно вечером Звенигора и Марийка увидели с горы море. До него было ещё далеко, но под лунным светом оно мерцало тысячами загадочных огоньков и, словно живое, быстро приближалось им навстречу. Они ускорили шаг. Из-под ног вздымалась холодная дорожная пыль, скрипела на зубах. С моря подул прохладный ветерок, остудил распалённые за день тела.

Найдя еле заметную тропинку в камышах, они свернули к речке.

— Пан Мартын! Где ты? — приглушённо окликнул Звенигора.

Ответа не было. Они поспешили вперёд. Под ногами зашуршал сухой прошлогодний камыш. С кряканьем взлетела перепуганная утка.

— Пан Мартын!..

Они выбежали на то место, где оставили лодку. Перед ними расстилалась бесконечная гладь серебристой воды. Тишина. Ни души… Где же Спыхальский? Звенигора оглянулся вокруг. Густой камыш, что утром упирался в небо, теперь лежал прибитый, истоптанный, будто здесь пронёсся табун коней. У берега из воды виднелась полузатопленная лодка. Поблизости из ила торчало сломанное весло.

— Пан Мартын!.. — в отчаянии крикнул Звенигора, поняв, что произошло какое-то несчастье.

В ответ прокричала только ночная птица. И снова наступила тревожная, гнетущая тишина.

5

Златка сидела напротив окна. Личико вытянулось, исхудало, но от этого казалось ещё нежнее и красивее. Печальные темно-синие глаза внимательно вглядывались сквозь маленькое стекло оконца. Всеми мыслями девушка уносилась в море, где, возможно, в это самое время Звенигора рассекал вёслами воду, торопясь к ней.

Удивительные вещи случаются на свете. Арсен и она почти не разговаривали. Не говорили о своих чувствах. Но оба знали, как крепко любят друг друга. Молчаливое объяснение взглядов сказало им больше, чем тысячи слов. И они бережно таили свои чувства, зная, что никакие слова не в состоянии усилить их.

Девушка машинально отправляла в рот кусочки солоноватой брынзы и мысленно представляла закованного в цепи невольника над побеждённым барсом. Обросший, грязный, окровавленный… Но не это запало ей в сердце. Её удивил сам подвиг. Она поняла, что барс не случайно оказался во дворе, что его загодя готовили к поединку с невольником. А ещё больше её поразил взгляд незнакомца: в нем было и удивление, и восхищение, и смущение, граничащее со стыдом. Ещё никто так не смотрел на неё. Она выросла в мрачном замке, среди нянек и жён Гамида, почти не видела юношей, а тем более таких храбрецов, о которых так интересно рассказывалось в песнях и сказках. Вдруг появляется мужественный юнак — даром что невольник! — и спасает её от страшных когтей дикого зверя! Она была безмерно благодарна казаку и старалась хоть чем-нибудь помочь в его безрадостной жизни. Думала о нем долгими вечерами. Из этих чувств и мыслей, очевидно, и выросла её первая любовь…

Где же он теперь? Прошло уже четыре дня. А дед Момчил ждал их ещё вечером третьего дня.

Неожиданно до её слуха донёсся глухой топот конских копыт. Она растерянно взглянула на Момчила, Яцько. Встала.

— Вы слышите?

Момчил вскочил с лавки. Он тоже услышал, как к хижине приближался конный отряд. Это мог быть только разъезд янычар. Что им здесь надо?

— Яцько, айда из хижины! Спрячься так, чтобы тебя не заметили, — подтолкнул он паренька в плечо, а Якубу и Златке махнул рукой, чтоб оставались на месте. — Вы турки, вас не тронут!

Яцько быстро шмыгнул во двор. Момчил вышел следом за ним.

К хижине приближались всадники. В темноте Момчил не мог разглядеть, сколько их было — пять, десять или, может, больше. Увидев хозяина хижины, передний подъехал к нему и ткнул старика в грудь нагайкой:

— Кто такой?

— Здравей, ага! — поклонился Момчил. — Я Момчил Крайнев. А ты кто?

Вместо ответа воин удивлённо свистнул и повернул голову назад: