Невинные дела - [36]

11. Король мыльного пузыря

- Знаете, что стоит меньше, чем лопнувший пузырь? - Нет, не знаю. - Разоблаченная тайна.

Ш.Костер. "Легенда об Уленшпигеле"

Приходилось ли вам видеть когда-нибудь тропический ливень, когда сотни Ниагар низвергаются с неба, молнии бешено гоняются друг за другом, когда грохот, гром, шум, рев, свист уже не вмещаются в ваших ушах и вам начинает казаться, будто океан, небо и земля вышли из берегов? Не приходилось? Ну что ж, вы ничего не потеряли, потому что все это пустяки по сравнению с тем, что происходит в Великании, когда лопается очередной мыльный пузырь. Вы считаете, что мыльные пузыри - невинная забава? Конечно, если занимаются милые детишки. Когда же за эту забаву берутся солидные деловые люди, когда в мыльный пузырь вкладываются миллионы и для эксплуатации пузыря организуются корпорации и выпускаются сотни тысяч акций, когда на этих акциях играют сотни тысяч людей, а на блистательном, полном радужных надежд пузыре строятся жизнь, карьера, благосостояние, любовь сотен тысяч людей - согласитесь сами, тогда взрыв мыльного пузыря не менее разрушителен, чем взрыв атомной бомбы. Дружные потуги газет приостановить панику, вызванную заявлением Чьюза и последовавшим за ним письмом Нордиса, не имели решительно никакого успеха. Ни на блистательную пресс-конференцию Ундрича, ни на его беспристрастного механического свидетеля теперь уже никто не обращал внимания. Не помогли и крики о том, что Нордис изменник, надо немедленно судить его военным судом, он коммунист и подкуплен коммунистами. Вернуть потерянное доверие к пошатнувшемуся деловому кумиру так же невозможно, как вернуть исчезнувшую любовь к недавнему кумиру сердца. Спасай карман! - вот что гнало тысячи мелких и мельчайших акционеров в маклерские конторы. "Лучистые" акции стремительно падали и погибали. Недавнего "великого изобретателя" теперь презрительно и злобно величали "королем мыльного пузыря". Господин президент вызвал новоиспеченного "короля" к себе. Ввиду щекотливости вопроса беседа шла с глазу на глаз. - Господин Ундрич, - сурово сказал господин Бурман, - я хочу наконец знать правду. Вы понимаете, мне как президенту это необходимо. Не могу я находиться в неведении. - Будто вы не знаете? - ответил Ундрич, и, как показалось Бурману, на лице его собеседника появилось довольно наглое выражение. Это очень не понравилось господину Бурману. Оба они сидели друг против друга, по разные стороны стола. Бурман резко встал. - Вот что, господин Ундрич, - подчеркнуто сухо сказал он. - Не забывайте, что вы даете отчет главе государства. Ваши намеки неуместны. Извольте отвечать прямо. Ваше поведение, в частности уклонение от сотрудничества в эти тревожные дни с профессором Уайтхэчем, заставляет меня подозревать самое худшее. - Только подозревать? - уже явно усмехнулся Ундрич. - Может быть, вы будете утверждать, господин президент, что вы ничего не знали и о "Небесной черепахе"? Генерал Реминдол и об этом не уведомил? - Отлично. Я понял вас, - сказал Бурман как можно спокойнее, снова опускаясь в кресло. - Не рассчитывайте на снисхождение, господин Ундрич. Вы совершили преступление. Вы поставили нас в невыносимое положение. - Последнее, конечно, более непростительно, чем преступление, - не оставляя своего иронического тона, сказал Ундрич. - Однако не кажется ли вам, господин президент, что, квалифицируя мои действия как преступление, вы делаете свое положение еще более невыносимым? - Объяснитесь. - Очень просто. Кто же поверит, что вы не были в курсе моих работ? Чьюз прямо так и требует: пусть господин президент объяснит, как он мог выдавать обман за изобретение. Признаться, господин президент, я тоже не верю, что вы не знали... - Как вы смеете? - вспылил Бурман. - Вы отлично знаете, что о сущности изобретения мы с вами никогда не говорили. Да и не ученый я, чтобы вникать в детали... - Реминдол тоже не ученый. Однако я должен сознаться, что идея принадлежит не мне, а ему. И отчасти вам, господин президент. - Мне? - господин Бурман был так изумлен, что не успел возмутиться. - Несомненно, господин президент. Вспомните то заседание, где генерал Реминдол настойчиво рекомендовал Уайтхэчу что-нибудь "эффектно показать". Правда, на заседании я не присутствовал, но Уайтхэч был сильно возмущен и весьма красочно описал его мне и инженеру Грехэму. Осмелюсь напомнить вам, господин президент, что вы поддержали генерала и высказали вполне справедливую мысль о том, что это не больше чем дипломатия, которая для того и нужна, чтобы обмануть и запугать противника. Я уверен, что точно передаю вашу мысль, господин президент. Она произвела на меня большое впечатление. Ундрич помолчал, как бы давая время президенту припомнить. Бурман припомнил: к сожалению, эти слова действительно были им произнесены. Но в тесном, интимном кругу - какое это имеет значение? - Мало ли чего не скажешь в частной беседе, не предназначенной для посторонних ушей, - сказал он небрежно. - Вижу, что профессор Уайтхэч оказал вам доверие. Напрасно: вы не поняли, что некоторые вещи надо уметь забыть. - Я и забыл... Но когда, простите за грубое слово, меня хотят утопить, некоторые вещи надо уметь и вспомнить, не правда ли, господин президент? Господин Бурман еле удерживался от того, чтобы не поморщиться: негодяй же, однако, этот Ундрич! Нет сомнений, что, спасая себя, он и в сенатской комиссии и на суде вспомнит об этом разговоре, потребует свидетельства Уайтхэча и Грехэма. Да, развязаться с этим "изобретателем" не так-то просто! Ундрич молча смотрел на Бурмана, и тому казалось, что "изобретатель" угадывает его мысли. Это злило президента. - Так вот, после этого заседания, - продолжал Ундрич, - я счел возможным откровенно поговорить с генералом Реминдолом. Он сразу понял меня и одобрил мой проект. Тогда-то и было решено разделение на три самостоятельных лаборатории. Это давало мне свободу действий и освобождало от контроля Уайтхэча, которого генерал считал хотя и ценным, но непонятливым работником. Мне кажется, что мой проект является простой реализацией вашей идеи, господин президент: в самом деле, почему не напугать противника? Кроме того, это мера временная, мы так и условились с Реминдолом: временно, пока Уайтхэч не откроет своих лучей. Если хотите, больше всего надо винить именно его - за медлительность и неспособность... Я, по крайней мере, сделал в интересах государства все, что мог. Вид у Ундрича был почти гордый: вот перед вами человек, честно выполнивший свой долг и все свои силы отдавший отечеству! Господин Бурман недовольно сказал: - Во всяком случае, вы должны были давно посвятить меня, а не ждать этого скандала. - Но, господин президент, я и не подозревал, что вы не знаете! - с полной искренностью воскликнул Ундрич. - Реминдол мне прямо сказал, что вы одобряете... - Ложь! - опять вспылил Бурман, но сейчас же сдержал себя. Новая мысль поразила его. Как же мог он упустить? - Значит, вы действительно майора Дауллоби... действительно... - Бурман даже не выговорил этого слова. - Ничего не поделаешь. Пришлось... - спокойно сказал Ундрич. - Я думаю, что Дауллоби поступил неправильно, посвятив во все Чьюза. Та же измена: военный секрет выдан иностранной державе. С изменниками иначе и не поступают. И опять у Ундрича был вид человека, вполне уверенного в своей правоте. Бурман вспомнил, что еще вчера, на пресс-конференции, Ундрич называл Дауллоби своим лучшим другом и распинался в защиту его чести. Да, этого человека надо опасаться... Как можно мягче президент сказал: - Я понимаю, господин Ундрич, вами, возможно, руководили побуждения вполне патриотические... Но согласитесь, сложилось запутанное положение... Не нахожу выхода... - Выход есть, - спокойно сказал Ундрич. - Какой? - живо спросил Бурман. - Чьюз заявил, что он признает авторитет Уайтхэча в качестве главы научных экспертов. Подобрать послушных экспертов не так-то трудно. Достаточно, следовательно, Уайтхэчу заявить, что изобретение вполне основательно, обмана нет - и все в порядке. Моя честь и честь правительства будет восстановлена. Бурмана несколько покоробило, что Ундрич свою честь афериста ставит на одну доску с честью правительства. Но отчасти мерзавец прав: эти две вещи оказались довольно тесно связанными. - И вы думаете, Уайтхэч на это пойдет? - осторожно спросил президент. - Да как он смеет отказаться? - возмущенно воскликнул Ундрич. - Разве не по его вине все это произошло? Не тяни он так безбожно долго со своими лучами, ничего не случилось бы... "Странный аргумент..." - подумал Бурман, но ничего не сказал. - Наконец, убедите его, господин президент! Ведь не личное же это дело! Вопрос государственной важности! И чем он рискует? Объяснения существа изобретения от него никто не потребует. Это военный секрет. И Чьюз не требует. А надо отдать справедливость Чьюзу: он верен своему слову и вынужден будет согласиться с решением Уайтхэча. Я считаю, что Уайтхэч после предложения Чьюза просто не имеет права отказаться... - Посмотрим... - неопределенно сказал президент, кивком головы давая понять Ундричу, что аудиенция кончена. Глядя в спину удалявшемуся "великому изобретателю", Бурман думал: "Черт возьми, опять из ничего он пытается сделать что-то. Пожалуй, лучше о нем и не скажешь: "король мыльного пузыря".