Невинные дела - [10]

10. Сверхчеловек найден!

Возведение в сенаторы лошади Калигулы, этот императорский фарс, разыгрывается и будет разыгрываться несчетно и вечно.

О.Бальзак. "Блеск и нищета куртизанок"

Визит в резиденцию Докпуллера все-таки мало успокоил господина Бурмана. Дело в том, что генерал Реминдол становился человеком более популярным, чем президент Бурман. Все чаще генерала называли сверхчеловеком - той сильной фигурой, которая теперь как раз нужна на президентском посту. Генерал Реминдол завоевал симпатию у деловых и "великански мыслящих" кругов своими неустанными трудами по обороне Великании. Он сумел выделиться среди всех ее руководителей. В основу всей его деятельности был положен официальный тезис: "Коммунистическая держава готовится напасть на Великанию". Это, конечно, не было ново, новостью явилось то, как относился к этой "истине" Реминдол. Вначале он верил ей не больше, чем его предшественники. Но надо было заставить поверить в нее миллионы тех людей, которых покровительственно-ласково называют средними и простыми. Стараясь убедить других, Реминдол дошел до того, что сам поверил в истинность официального тезиса. Первым в этом с изумлением убедился его постоянный секретарь, помощник и сподвижник Бедлер. - Послушай, ты, кажется, и сам веришь, что коммунисты нападут на нас? спросил он однажды напрямик своего начальника и старшего друга. - Не верю, а убежден, - так же прямо ответил тот. - Но почему? Тут Реминдол выложил свою теорию: - Мы слишком долго пугали их атомной бомбой. Этим мы достигли только одного: показали, что мы надеемся не на армию, а на бомбу. А у них есть и бомба, и настоящая боевая армия. Нет, будь у меня такие силы, я обязательно напал бы. - То ты, - пробовал возразить Бедлер, - а то коммунисты. - Что ты хочешь сказать? Смотри ты! Не сам ли коммунистом стал? - На мгновение Реминдол задумался. - Нет, я напал бы... И они нападут... Нельзя с такими силами не напасть. Эта "идея" окончательно овладела им. Расставаясь вечером с Бедлером, он предупреждал: - Ты следи... возможно, этой ночью... Распорядись, чтобы срочные донесения доставляли немедля. И сейчас же буди меня! Утром, просыпаясь, он прежде всего хватался за телефонную трубку и вызывал Бедлера: - Ну что? Не высаживались? Испуг либо парализует, либо вызывает действия отчаянные и, попросту говоря, безумные. То же делал и Реминдол: он пугал Коммунистическую державу атомной луной, космическими ракетными снарядами, "лучами Ундрича", жаждал "лучей Уайтхэча", настойчиво убеждал президента пустить в ход атомную, не теряя времени, потому что "время работает на мир". Он сам широко оповещал об этом в речах и интервью и шумно негодовал на президента за его нерешительность. За все это он и был объявлен деловыми кругами национальным героем, который только один и в силах спасти Великанию. Своими "идеями" генерал пленил самого господина Докпуллера. Да, президент Бурман не ошибся: выбор старого "короля королей" пал на деятельного генерала. В те самые мгновения, когда президент Бурман безмятежно дремал в вестибюле докпуллеровского дворца, состоялась внешне ничем не примечательная церемония посвящения генерала в вожди. Завернутый в теплый халат, в темной ермолке, согревавшей его постоянно мерзнувший голый череп, с ногами, укутанными полосатым пледом, господин Докпуллер утонул в своем огромном кресле, которое стало неотделимо от него так же, как рамы от портретов его предков. Генерал Реминдол сидел несколько поодаль, чтобы его дыхание случайно не коснулось девяностошестилетнего владыки, не боявшегося ничего, кроме болезней и смерти. Как обычно, господин Докпуллер говорил мало, но каждое его слово, как будто случайно и даже невпопад оброненное, генерал ловил не только слухом, но всем своим существом, напряженно подаваясь вперед, едва лишь раскрывался старчески шамкающий рот. - Поддержу! - этот заключительный возглас господина Докпуллера прозвучал в генеральских ушах райской мелодией, и, чувствуя себя на крыльях, едва касаясь ступенек лестницы, Реминдол сошел в вестибюль. Он не видел фигурки Бурмана, поспешно юркнувшей в замаскированную лакейскую, - не только потому, что президентский маневр был моментален, но и потому, что сам он был переполнен сознанием возложенной на него величественной миссии. Профессор Ферн, покончив с электробритьем и выпроводив развлекавшего его во время этой несложной операции полуобиженного президента, минута в минуту поспел к своему патрону. Господин Докпуллер, увидев входящего советника, лишь молча прикрыл глаза и слегка кивнул головой. Профессор Ферн понял: выбор сделан. - Конечно, - сказал профессор Ферн, - ему можно довериться... Не "железный болван"... (Это мало лестное прозвище так и осталось за генералом Ванденкенроа, не сумевшим оправдать доверия господина Докпуллера.) Профессор Ферн, видимо, хотел еще что-то сказать. Господин Докпуллер, даже не открывая глаз, сразу же это почувствовал: они умели отлично понимать друг друга без слов! - Ну? - спросил Докпуллер и посмотрел на советника. - Как бы сказать... - несколько замялся Ферн. - Не слишком ли наивна его вера в то, что на нас нападут? - Наивна? - переспросил Докпуллер и пожевал губами. Его маленькие глазки вдруг заблестели. Случалось это с ним редко, и Ферн понял, что вопрос очень занимает хозяина. - Наивна! - повторил он с усмешкой. - Что ж, нам нужна наивность! Хватит с нас умников! Только болтают!.. Господин Докпуллер замолчал, точно отдыхая после такого, столь необычного для него потока слов. Но Ферн видел, что возбуждение старика еще не улеглось. - Да, Ферн, наивность - это то, чего нам не хватает. Мы знаем: на нас не нападут. И вот ждем, медлим, откладываем: не сегодня, а завтра... не завтра, а через год... - Докпуллер посмотрел на советника: понял ли? Ну конечно же Ферн понял, что речь идет об атомной бомбе. Но повелитель не любил ни произносить, ни слышать это слово. Ферн не подозревал хозяина в мягкосердечии: просто старик избегал всего, что могло напоминать о смерти. Если уже приходилось планировать ликвидацию нескольких миллионов людей, следовало это делать осторожно, щадя нервы господина Докпуллера. И все же неприятное слово, даже и не произнесенное, как бы неслышно повисло в воздухе и расстроило господина Докпуллера. Внезапно он закричал тоненьким старческим голосом, шамкая, брызгая слюной: - Они не нападут? Напали! Больше тридцати лет как напали! Вторглись! Вторгаются! В мою жизнь! в мои дела! - Он сжал свои маленькие сухие кулачки и потряс ими. - Вам вредно волноваться! - озабоченно подскочил к нему Ферн. Господин Докпуллер, вспомнив предписание врачей, вдруг сник так же мгновенно, как и загорелся. Глаза его погасли, обмякшее тело провалилось в кресло, пальцы разжались... Он передохнул минуту-другую и мрачно сказал: - Их пятилетки хуже бомб... - Пожевал, прикрыл глаза и совсем торжественно закончил: - Нам нужен вождь наивный... Я поддержу...