Невинные дела. Роман - [6]

Уайтхэч промолчал, хотя ему снова не понравилось это усиленное подчеркивание подчинения руководителей министру. Даже сношения между ними подлежали министерскому контролю. Неожиданно выступил Грехэм.

- Господин министр, - сказал он, - вы говорили, что каждый из нас будет в своей работе самостоятелен. Позвольте тогда мне сразу же быть самостоятельным и договориться с вами о том, в чем я не смог сговориться со своим учителем.

Уайтхэч с изумлением посмотрел на Грехэма. Что он имеет в виду? Что это - измена? Сразу же измена?

- Пожалуйста, господин Грехэм. - Реминдол торжествующе взглянул на Уайтхэча.

- Вам, конечно, известно, господин министр, что нами открыты новые виды лучистой энергии. Я наметил работы, которые, не сомневаюсь, приведут к открытию еще ряда видов. К сожалению, профессор Уайтхэч не согласился со мной.

- Почему? - спросил Реминдол.

- Я уже вам докладывал об этом, господин министр, - вмешался в разговор Уайтхэч, крайне недовольный выступлением Грехэма. - Эти лучи пригодны только для мирных целей.

- Это так? - спросил Реминдол Грехэма.

- В общем, да. Но есть применимые и на войне.

- Вы мне об этом не говорили, профессор. - Реминдол изумленно посмотрел на Уайтхэча.

- Да, есть, - продолжал Грехэм. - Под воздействием некоторых из них могут быть достигнуты идеальные антисептические условия для хирургических операций и быстрое заживление ран. Другие, хотя и не для военных целей, также имели бы исключительное значение. Возможно, даже лечение рака… Надо только поставить опыты…

- Позвольте, господин Грехэм, - перебил Реминдол. - Вы можете поручиться, что секрет этих лучей не натолкнет на секрет тех лучей, которые мы ищем?

- Об этом я Грехэму и говорил, - снова вмешался Уайтхэч. Грехэм промолчал.

- Как же вы можете предлагать такую вещь? - недовольно спросил Реминдол.

- Лучи спасли бы на войне тысячи наших раненых солдат, - попробовал возразить Грехэм.

- Но для этого мы должны передать лучи тысячам врачей, то есть, по существу, раскрыть секрет. Что ж, вы думаете, он в конце концов не попадет к противнику? А тот не воспользуется им, чтобы открыть чисто военные лучи? А потом уничтожит имя сотни тысяч наших солдат… Я удивляюсь вам, господин Грехэм.

- Вы полагаете, господин министр, что военную работу нельзя совместить с мирной?

- Я не полагаю. Я знаю, что назначаю вас директором военной лаборатории номер два, а не ракового института.

- В таком случае мне остается только позавидовать работникам ракового института.

- Не завидуйте! Не то что из ракового института, а из астрономической обсерватории мы не выпустим ни одного секрета, пригодного для войны. Будьте уверены, господин Грехэм, что наивны не мы, а вы. - И, повернувшись к Уайтхэчу, Реминдол закончил: - Я несколько ошибся, профессор. Боюсь, упрекнете меня в грубости, но скажу прямо: я полагал, что ваш авторитет у учеников выше…

Уайтхэч и впрямь чувствовал себя сконфуженным. Грехэм показал себя наивным младенцем. Нашел перед кем развертывать свои утопические идеи! Ундрич, по крайней мере, молчал - и это в тысячу раз умнее.

Едва они уселись в машину, возвращаясь в лабораторию, Уайтхэч сказал Грехэму:

- Вот уж не ожидал от вас, Чарли! Нашли место, где проповедовать…

- Да, конечно, глупо, - покорно согласился Грехэм.

- Удивляюсь, как с такими мыслями вы можете заниматься своей работой? Что вас держит? - спросил Ундрич, брезгливо улыбаясь.

- В этом вы совершенно правы, Ундрич, - ответил Грехэм. - Но, видите ли, быть честным в мыслях куда проще, чем на деле. Особенно в наше время, когда честность стала разновидностью героизма. Не, всем это по плечу.

4. Сюрприз инженера Ундрича

Знаменитые ученые живут обычно за счет своего прошлого, за счет трудов, которые создали в молодости, когда их никто не знал. А в настоящем они годятся лишь для того, чтобы спорить между собой и заботиться о собственной славе…

Н.Бэлчин. «В маленькой лаборатории»

Очень скоро профессор Уайтхэч убедился, что оправдались его первоначальные опасения, а не те надежды, которыми он старался успокоить себя на совещании с помощниками. Правда, между лабораториями ь1 и ь2 поддерживалась тесная связь, но она была совершенно беспредметна. Грехэм впал в состояние, которое Уайтхэч называл «научной прострацией». Очевидно, бедняга совершенно запутался в своих попытках сочетать военное и мирное использование науки. Напрасно Уайтхэч снова старался вызвать его на откровенность, чтобы помочь выкарабкаться из тупика. Грехэм замкнулся и замолчал. Когда Уайтхэч пробовал отечески журить ученика, тот невесело отшучивался. В лаборатории появилось много новых людей, а твердого, определенного плана и руководства не чувствовалось. Уайтхэч понимал, что если у Чарльза не хватит сил стряхнуть с себя оцепенение, дело кончится катастрофой.

Но самое неприятное было то, что и лаборатория ь1 застряла в тупике - это Уайтхэч тоже очень хорошо понимал. Хотя у него в основном остался прежний коллектив сотрудников и нельзя было сказать, чтобы отсутствовали план и руководство - Уайтхэч умел твердо держать в руках и людей и бразды правления, - все же внешне хорошо налаженная работа была не чем иным, как стремительным бегом на месте. Уайтхэч сам не мог дать себе отчета, почему так случилось. Возможно, виной тому были его собственные сомнения. Все чаще и чаще перед ним вставал тот же проклятый вопрос: не сделал ли он уже все, что мог, не пережил ли он своей небольшой славы? Уход Грехэма особенно обострил это чувство: в научное будущее Чарльза он уже начинал больше верить, чем в себя.