Невинные дела. Роман - [55]

А кто заметил и подобрал Скуолдринга? Ну конечно же господин Бернард Дакнайр! Как по пальцам узнают пианиста и скрипача, так по кулакам Дакнайр узнал будущего брата ордена «Вольных тюремщиков». Этот человек как будто был рожден специально для ордена. И пожалуй, даже специально для того, чтобы стать правой рукой Бернарда Дакнайра, настолько слепо он повиновался своему мастеру.

Вот почему господин Дакнайр послал своего верного оруженосца в дело, которое, по расчетам главного мастера, становилось самым важным.

И вот холодной октябрьское ночью Сэм Скуолдринг сидел в проходной будке завода, время от времени выходя проверить посты внутри замолкнувшего завода, и снаружи - вдоль его каменной ограды. Дул резкий ветер, забиравшийся за воротник в рукава, во всякую щель в одежде и проникавший, казалось, до самых костей. Скверная погодка! Совсем напрасно морозят молодцов: разве забастовщики, да еще на пустое брюхо, полезут такой мерзкой ночью на завод? Зачем?

Скуолдринг тоже изрядно промерз и все с меньшей охотой совершал свои вылазки из проходной будки. Наконец он незаметно задремал. Среди ночи он проснулся и заставил себя выбраться на холод. Он обошел южную ограду завода, где был главный вход, обошел восточную ограду, где наткнулся на спящего в будке охранника и хорошенько распек его, затем свернул за угол к северной ограде… Здесь у высокой каменной стены завода были сложены штабели тонких досок, употреблявшихся для разных поделок. С трех сторон доски окружала колючая проволока. И вдруг Скуолдринг с ужасом увидел, что вверху пробиваются огненные язычки. Пожар!

- Пожар! Пожар! - с неистовым криком Скуолдринг бросился к проходной будке. Пока по телефону вызывали пожарную команду, Скуолдринг с несколькими охранниками вернулся к горящим доскам. Огонь уже прорвался наружу: вероятно, внутри все горело. Ах, черт возьми, прозевать такой пожар! Скуолдринг неистово ругался.

У колючей проволоки Скуолдринг наткнулся на лежащего человека. Видимо, он пролезал под колючей проволокой, задел ее, колючки разорвали его одежду. Одежда его была не только порвана, но обгорела и дымилась. Человек лежал не шевелясь, лицом вниз: он был без сознания.

- Вот он, поджигатель! - воскликнул Скуолдринг и перевернул неподвижное тело на спину. Все узнали пожилого бродягу Джима, известного под кличкой Дохлая Жердь, что заменило ему давно забытую фамилию. Он слонялся по городу, работал, если попадалась работа; просил, если подавали; воровал, если что плохо лежало. Иногда на целые месяцы он исчезал из города, затем снова появлялся, точно Медиана притягивала его, хотя никакой собственности, кроме своей тени, у него не было. Впрочем, он и сам был не многим объемнее своей тени: за худобу он и получил свое звонкое прозвище.

Скуолдринг распорядился перетащить Джима в проходную. Трубя и звеня, примчалась пожарная команда, и Скуолдринг разослал сбежавшихся охранников ей на помощь и по постам.

Джим, которого положили на скамью, стал в тепле проявлять признаки жизни: раскрыл глаза, попытался было приподняться, но снова упал, прохрипев: «Воды!» Скуолдринг злобно сунул ему в зубы край жестяной кружки, Джим пил, обливаясь и захлебываясь.

- Ну, дохлятина, очнулся? - свирепо спросил Скуолдринг, когда Джим наконец уселся, опираясь спиной о стену. - Видишь этот крюк? - показал Скуолдринг на потолок. - Так вот, считай, что ты уже болтаешься на этом крюке. А не нравится, выкладывай все начистоту. Понял?

Но Джим и не собирался ничего скрывать. История была самая простая. В эту холодную ночь ему не повезло: ни в сарай, ни на чердак - нигде забиться не удалось. Вот и занесло его в доски: между штабелями были промежутки, есть где человеку погреться, все-таки там затишье. Ну, закурил, холодно ведь. Сам не заметил, как задремал, да, видно, огонек из трубки заронил…

- Ты мне глаза не отводи! - яростно закричал Скуолдринг. - Говори: кто послал поджигать?

- Я? Меня? Да господин начальник…

- Э, я думал, с тобой добром договорюсь… Ну, пеняй на себя!

Скуолдринг с таким свирепым видом подошел к бродяге, что тот завопил:

- Начальник, господин начальник, все скажу, все, что надо!..

- Забастовщики подослали?

- Они…

- Коммунисты?

- Они…

Скуолдринг услышал в коридорчике шаги Дакнайра и, наскоро показав Джиму свой знаменитый кулак, прошипел:

- Ну, смотри, попробуй отказаться от своих слов!

Дакнайр был взбешен. Этот неожиданный пожар грозил сжечь его карьеру. Скуолдринг понял, что дела его очень плохи, когда услышал, каким презрительным тоном хозяин бросил ему:

- Щенок слепорожденный! Мокрица! Туда же - взялся за охрану!.. Купи себе соску!..

- Да ведь забастовщики подослали, коммунисты… - заторопился Сэм, показывая на Джима, безуспешно пытавшегося вскочить со скамьи. - Сам сознался… Говори! - прикрикнул он на бродягу.

Джим, так и не совладав со своими ногами, снова свалился на скамью.

- Да… действительно… коммунисты… - бубнил он, - подослали… говорят: подожги… обещали… - тут бродяга запнулся, не успев придумать, что ему обещали.

Господин Дакнайр, брезгливо разглядывая бродягу, напряженно раздумывал. Конечно, можно затеять дело против забастовщиков. Да ему, Дакнайру, чести от этого мало: допустил, чтобы лазутчик коммунистов поджег завод! Выдумка хороша для Сэма, а не для будущего Великого Магистра Ордена. Здесь нужен взлет вдохновенней!