Невинные дела. Роман - [21]

- Никому? - переспросил он.

- Никому.

Уайтхэч отвернулся и медленно пошел к дивану. Лег, укрылся пледом…

Грехэм снова прислонился лбом к стеклу окна. В комнате стало совсем темно…

- Зажечь свет? - спросил Грехэм.

Уайтхэч молчал.

Грехэм прошел через комнату, на мгновение помедлил у двери, повернувшись в сторону Уайтхэча. Тот лежал неподвижно и, казалось, спал. Но не мог же он заснуть так быстро. Да и до сна ли было!

- Прощайте, учитель, - тихо сказал Грехэм и вышел.

Уайтхэч лежал все так же неподвижно. В первый момент, когда еще звучали шаги Грехэма в соседней комнате, он готов был вскочить и закричать: «Чарли, Чарли, вернитесь!» Но он пересилил себя: все было кончено.

Но что же делать? Уйти, навсегда уйти из науки? Или остаться и добиться того, что удалось и Чьюзу и Грехэму? Сказать об открытии Грехэма Реминдолу? Какой в этом смысл? Грехэм будет молчать. Лучше и ему промолчать: в каком свете он сам выставит себя, если сообщит, что теперь, после Ундрича, еще и Грехэм…

Поздно вечером позвонил телефон. Реминдол спрашивал, говорил ли профессор с Грехэмом.

- Да.

- Согласился снять подпись?

Уайтхэч только сейчас сообразил, что разговор до этого и не дошел. Но зачем Реминдолу такие подробности?

- Нет, - коротко ответил Уайтхэч и затем добавил: - Но я остаюсь.

- Вот и отлично! - радостно воскликнул Реминдол. - Вы для нас ценнее всех Грехэмов.

«Что бы ты сказал, если бы знал…» - подумал Уайтхэч. Придерживаясь за стол и стулья, он добрался в темноте до дивана, лег, натянул на себя плед и снова повернулся лицом к стене.

9. Свой парень

Этот прием может подействовать, и я применю его. Я покажу своим избирателям, что я такой же, как они; что я - один из них.

Л.Стеффенс. «Разгребатель грязи»

Генерал Реминдол сразу же взялся за реализацию нового изобретения. Была создана «Корпорация Лучистой Энергии». Главными акционерами новой корпорации были сам генерал Реминдол, инженер Ундрич, господин Прукстер - глава и директор «Прожекторного общества» - и профессор Уайтхэч. Да, генерал сумел-таки вовлечь строптивого профессора в новую компанию. Решено было, что, как только Уайтхэч закончит свою работу, «Корпорация Лучистой Энергии» перейдет в основном на производство «лучей Уайтхэча». Против этого не возражал и Ундрич. Уайтхэч в конце концов махнул рукой на его секрет и занялся своей работой. Генерал Реминдол добился для новой корпорации государственной многомиллионной ссуды и дело закипело. Производство аппаратуры было сосредоточено в особом столичном заводе-лаборатории под непосредственным ведением инженера Ундрича и на заводе прожекторного оборудования в г.Медиане. В столичной лаборатории должны были изготовляться наиболее деликатные детали, представляющие самую сущность изобретения Ундрича, в Медиане же было намечено изготовление прожекторов, конструкция которых была рассчитана таким образом, чтобы они могли быть использованы без особых изменений как для «лучей Ундрича», так и для будущих «лучей Уайтхэча».

Но в Медиане сразу же возникли затруднения. Завод нужно было переоборудовать под новое производство и с этой целью остановить на полтора месяца. Между рабочими и администрацией завода возник конфликт по вопросу об оплате за время простоя. Администрация согласилась полностью оплачивать лишь тех рабочих, которые будут заняты на переоборудовании завода, остальные - и при этом как раз большая часть - должны были удовлетвориться двадцатью процентами, а профсоюз настаивал на пятидесяти. Возникла забастовка, острые столкновения - все те события, которые поставили этот небольшой и малоизвестный городок Медиану в центре внимания всей страны, обо всем этом будет рассказано подробно в свое время. Пока же достаточно сообщить, что первым результатом этих событий была поездка из Медианы в столицу Джона Джерарда.

Джон Джерард был рабочий того самого прожекторного завода, где теперь предстояло готовить аппаратуру для «лучей смерти». Начал он с черной работы, но уже давно стал квалифицированным специалистом и пользовался уважением администрации завода. Он считал себя отчасти хозяином завода, так как владел некоторым количеством акций «Прожекторного общества», и потому вполне сочувственно относился к высказыванию главы «Прожекторного общества» господина Прукстера: «С того момента, как предприниматель привлекает людей в помощь своему делу - даже если бы это был мальчик для посылок - он выбирает себе компаньона. Шеф является компаньоном своего рабочего, а рабочий - товарищем своего шефа». И Джон Джерард понимал, что именно благодаря ясности своего мировоззрения он процветал: он был владельцем собственного дома (точнее, почти собственного, так как внес за него уже 60% стоимости), холодильника, телевизора - словом, всего того, что, по его мнению, отличает культурного и процветающего великанца от всяких заморских социалистов и коммунистов, которые носятся с разными идеями переустройства мира, вместо того, чтобы каждому усердно заниматься устройством личного благополучия.

Социалистов и коммунистов Джон Джерард страшно боялся и люто ненавидел, потому что знал о них только одно и был в этом слепо убежден: коммунисты против всякой собственности, то есть против того, чтобы Джон Джерард владел собственным домом, собственным холодильником и собственным телевизором. И в особенности возненавидел их с того момента, как в Медиану после двухлетнего отсутствия вернулся двоюродный брат его жены Томас Бейл. Теперь перед Джоном Джерардом было живое воплощение того страшного, чего он все-таки не мог понять до конца и что от этого становилось еще страшнее. И самым удивительным, непонятным и страшным было то, что это был не какой-то далекий, заморский, таинственный незнакомец, а свой, здешний, тот славный Том, которого знал и так хорошо понимал Джон Джерард раньше; теперь же, после того как он побывал на войне, в плену, поскитался по разным странам, это был совершенно новый и непонятный Том Бейл. И все-таки это свой парень, рабочий, настоящий рабочий, а не диктатор, не узурпатор и даже не подкупленный золотом Коммунистической державы - это Джон Джерард хорошо знал, вопреки всем заверениям газет и «Голоса Великании». Нет, если бы это был подкупленный, то все было бы проще и яснее. Но все дело было в том, что Том действительно во что-то верил. Что же это? Джон становился в тупик. До того как вернулся Том, все было понятно, теперь все начинало путаться. Ему хотелось это все-таки понять, он говорил с Томом, спорил с ним, потом вдруг озлоблялся: пропаганда! Вот что он больше всего ненавидел. Пропаганда! Это она сделала из славного Тома не то социалиста, не то коммуниста (в этих тонкостях Джон не разбирался). Нет, из него, из Джона, она этого не сделает!