Невинные дела. Роман - [2]

Он вспоминал свое посещение Чьюза. Это был неприятный визит. Признаться в том, что он отстал от Чьюза, просить его о сотрудничестве, о помощи?.. Даже сейчас вспоминая разговор с Чьюзом, Уайтхэч болезненно морщился.

Он никогда не пошел бы к Чьюзу. Он слишком хорошо помнил его, чтобы поверить, будто Чьюз согласится отдать свое изобретение для войны. Глупец Бурман заставил его пойти на это бессмысленное унижение. А сейчас он же требует: деньги получили - подавайте лучи! Ему кажется, что лучи так же просто купить, как голоса на выборах.

Вот какие мысли мучили Уайтхэча. Но никому - даже своим ближайшим помощникам - он не решился бы их высказать. Впрочем, и помощники причиняли ему немало забот. Инженер Флойд Ундрич просто раздражал его. Задумываться тут, правда, не приходилось: Ундрич прозрачен, как стекляшка, и так же бесцветен. Давным-давно Уайтхэч убедился в своей ошибке: раньше он ждал чего-то большого от Ундрича потому, что тот работал у Чьюза. Но Ундрич ничего не сумел взять от своего учителя, своего же у него не было ничего, - только удивительная для пятидесяти лет, несокрушимая трудоспособность - свойство, необходимое для науки, но, не подкрепленное талантом, бесплодное, как мельница без жерновов.

Зато инженер Чарльз Грехам, ближайший помощник и любимый ученик, все чаще заставлял Уайтхэча задумываться. Он талантлив, чертовски талантлив! А ведь он молод: и сорока нет. Если пойдет так дальше, то ему, Уайтхэчу, ничего другого не останется, как уйти на покой: он действительно не ученый. Да, да, расписаться в своей несостоятельности, передать руководство лабораторией Грехэму и добровольно живым лечь в могилу забвения. Но сможет ли Грехэм руководить именно этой лабораторией? Он талантлив - это он, честно говоря, открыл большую часть тех лучей, которые составляют секретный фонд лаборатории, - но почему его всегда тянет в сторону? Сколько раз Уайтхэч останавливал своего пылкого ученика:

- Все, что вы предлагаете, Чарли, очень хорошо, но, согласитесь, для наших целей не пригодится! К чему же уклоняться?

- Ах, боже мой, учитель, неужели только на войну работать? - возражал Грехэм. - А если мы побочно дадим что-нибудь полезное и для гражданской жизни? Неужели наука…

- При чем тут наука?.. - строго перебивал Уайтхэч. - Речь идет не о науке, а о нашей лаборатории. Наука может работать на что угодно. Но в нашей лаборатории она должна работать только на военные цели - вот и все.

Чарльз умолкал, но Уайтхэч видел, что он не удовлетворен. Более того, его пыл вдруг охладевал; Уайтхэч подозревал, что Чарльз работал бы куда горячее, если бы ему позволили свернуть на свой «побочный» путь.

Вот почему Уайтхэч все-таки попробовал поговорить с учеником вполне откровенно, до самого конца. Надо было предохранить его от пустых мечтаний, вредных для работы. Он долго раздумывал над тем, как искусней подойти к щекотливой теме, и, в конце концов, решил никакого предварительного плана беседы не строить - для таких натур, как Чарли, откровенность и искренность важнее всего, а потому пусть разговор течет сам собой.

- Послушайте, Чарли, - сказал Уайтхэч, - я вижу, что-то в последнее время вас угнетает. Мне бы хотелось поговорить с вами откровенно. Не забывайте: я почти вдвое старше вас - значит, прошел не только через ваш возраст, но, возможно, и через свойственные ему сомнения и колебания. Может быть, я помог бы вам…

- Да нет, учитель, вам показалось… - неуверенно возразил Грехэм.

- Грустно, если мы будем играть в прятки, - сказал Уайтхэч, и грусть прозвучала вполне искренне: Чарльз был его единственный ученик, и он любил его. Любил ли он еще кого-нибудь? Но кого же? Семьи у него не было, а, видимо, природа даже для таких высушенных экземпляров, как Уайтхэч, отпускает какую-то минимальную потребность любви. Больше не, на кого было пролить ее.

- Да, грустно… - повторил старик тем тоном, каким подводят печальный итог всей своей жизни. И в самом деле, разве не печально, что любимый ученик пытается спрятать свои мысли от учителя?

- Что ж, я буду смелее вас, Чарли, - снова заговорил Уайтхэч. - Только условимся: если я ошибаюсь, вы прямо так и скажите - на том разговор обещаю покончить. Но, если я угадал, имейте мужество не вилять.

Уайтхэч испытующе посмотрел на ученика. Тот молча кивнул головой.

- Так вот, Чарли, мне кажется, что у вас в мозгу завелся червячок. Этакий червячок сомнения: на правильном ли мы пути? Целесообразна ли наша работа?.. Постойте, постойте, выслушайте до конца! - Уайтхэч отвел протестующий жест ученика. - Я говорю даже не о наших исканиях, а о чем-то более широком. Вы понимаете?

Уайтхэч помолчал.

- Как будто бы начинаю понимать… - тихо ответил ученик.

- Отлично! Теперь, когда вы решились заговорить, пойдет легче. Итак, вы, Чарльз Грехэм, ученый, крупный ученый - я имею право это сказать, - усомнились: на правильном ли пути наука? Имеет ли она право работать на войну?

- Пожалуй, вы слишком резко формулируете… - попробовал возразить Грехэм.

- Не будем спорить о формуле… Если вы вступили на путь сомнений, завтра это уже перестанет вам казаться резким…