Невинные дела. Роман-памфлет - [10]

«Ундрич - не мой ученик, - писал он, - хотя бы уже потому, что никого и никогда я не учил, как истреблять людей. Да, это мне «не по плечу», потому что это не задача науки. Ученый палач - все-таки палач, а не ученый. В прошлом Ундрич действительно работал в моей лаборатории, и я очень сожалею, что не сразу раскусил его. Все же я выбросил его из своей лаборатории довольно скоро - во всяком случае до того, как он мог взять что-либо у меня для своего позорного изобретения. Я счастлив, что и в этом смысле Ундрич не мой ученик!»

За этим письмом застал отца приехавший к нему Эрнест Чьюз. Старик показал сыну письмо. Тот улыбнулся.

- Отец, ты же знаешь, что делаешь это для самоуспокоения. Думаешь, письмо напечатают?

- Они обязаны…

- Ах, обязаны… Ну, тогда конечно…

Отец помолчал и… разорвал письмо. Эрнест сделал вид, что не заметил этого.

- Я к тебе, отец, по делу, - сказал он так, как будто бы разговора о письме и не было. - «Ассоциация прогрессивных ученых» организует собрание. Пора уже каждому определить свое отношение к борьбе за мир. Мы рассылаем приглашения всем.

- Что значит: всем? - спросил Чьюз.

- Всем без различия взглядов. И Уайтхэчу, и Ундричу, и Безье…

- Ты думаешь, они за мир?

- Нет, не думаю! Но пусть открыто выскажут свое мнение. Пора уже размежеваться. А то ученые, ученые… Все ученые, да разные…

- Они не явятся.

- Пусть. Этим откроют свое лицо.

- Не особенно-то они его скрывают…

- Ах, отец, в конце концов, не в этих волках дело. Ведь немало и таких, которые никак не решаются занять определенное место: они «нейтральны»! И когда все эти Уайтхэчи трусливо промолчат - свое действие это окажет, будь уверен!

***

Собрание, о котором говорил Эрнест Чьюз, состоялось через неделю. Все тот же огромный зал, где демонстрировались и «лучи жизни» Чьюза, и «лучи смерти» Ундрича, теперь должен был стать ареной свободной дискуссии на тему «Наука и мир».

Профессор Чьюз-младший, как председатель «Ассоциации прогрессивных ученых», изложил цели собрания. Ассоциация считает, что наука должна способствовать мирному развитию общества и потому должна отказаться от изготовления средств массового уничтожения людей. Ассоциация присоединяется к призыву Всемирного конгресса сторонников мира, то есть высказывается за запрещение оружия массового истребления: атомных бомб, «лучей смерти» и т.п. Правительство, которое первым использует это оружие, будет считаться военным преступником.

Сидя в президиуме, Эдвард Чьюз вглядывается в зал. Да, здесь собрался цвет науки. Еще недавно нельзя было бы поверить, что чисто политический вопрос соберет столько и таких ученых. Вот Филрисон, приложивший руку к созданию той первой атомной бомбы, которая уничтожила тысячи людей. А вот доктор Астер, знаменитый минералог, любопытная научная разновидность рака-отшельника. Но что это? Астера называют в списке ораторов. Отшельники заговорили!

Уайтхэча и Ундрича в первых рядах не видно, - значит, их нет: их место только в первых рядах. Зато здесь инженер Грехэм, правая рука Уайтхэча. О, здесь и профессор Безье!

Старый Чьюз этого никак не ожидал. Тот самый Безье, с которым ему не так давно пришлось сразиться на большом собрании ученых, созванном по поводу его «лучей жизни». Значит, Безье снова готовится выступить. Знаменитый изобретатель отравляющих газов все еще рядится в тогу великого гуманиста!..

Старый Чьюз слушает и удивляется: каким решительным тоном заговорили ученые! Вот предлагают покончить с апатией, понять огромную ответственность ученых перед обществом - и кто же это? Да все тот же милейший доктор Астер!

- Неужели ученые обречены оставаться марионетками? - с горечью спрашивает он. - Неужели те, кто способен освободить ядерную энергию, не смеет освободить свою мысль, потребовав запрещения атомной и водородной бомбы и «лучей смерти»? Так нет же! Пока оружие массового убийства не будет запрещено, откажемся от нашей научно-исследовательской работы. Мы - не убийцы!

Чьюз горячо аплодирует, но видит с возвышения, что аплодирует лишь часть зала: видимо, смелый призыв многих озадачил. Забастовка ученых? Такого еще не бывало, о таком и не слыхивали…

А вот на трибуне и Филрисон.

- Вы знаете, господа, - говорит он, - я один из тех, кто своими руками создал атомную бомбу. Но я всегда был убежден, что народы сумеют запретить подобное оружие, преградив тем самым путь ужасным войнам. Вот почему я считаю своим священным долгом подписать воззвание о запрещении атомной бомбы.

Зал гремит от дружных рукоплесканий. А Филрисон зовет к мирному соревнованию с Коммунистической державой:

- Используем атомную энергию для промышленности, орошения, освещения - кто окажется впереди, того история признает победителем!

Эдвард Чьюз насторожился: на трибуну поднимается Безье. Как обычно, говорит он не по записи, но облекает свою речь в столь пышную форму, что кажется, будто читает тщательно отшлифованную рукопись. Чьюз сразу же начинает чувствовать раздражение. Какие торжественные, высокогуманные слова!

- Дело совести каждого ученого высказаться до конца, - вещает Безье. - Молчание может быть истолковано как согласие на применение ужасного оружия. А я полагаю: нет ни одного человека, который одобрял бы применение этого оружия. Я уверен, - повышает голос оратор, - да, уверен, что это относится и к тем, кто уже вынужден был его применить или думает, что окажется перед суровой необходимостью это совершить…