Невинность палачей - [27]

Утром он узнаёт, что, может статься, он уже отец.

А вскоре после полудня – что в любой момент его может не стать.

Странно то, что обе новости находят похожий отклик в душе – страх, переходящий в смятение; чувство бессилия, это ощущение, будто судьба ускользает из рук, заарканенная Случаем, что ты – игрушка, марионетка, и кто-то дергает за веревочки… И надо подчиниться – сумасшедшему миру, капризному Року, непримиримому Фатуму.

И с тяжелым сердцем Гийом подчиняется. Сцепляет зубы, сжимает кулаки, проглатывает свой гнев, подавляет желание выпустить его наружу – желание жестокое, дикое. Оно становится сильнее, поглощает его целиком. Все это так несправедливо…

Алин не спускает с него глаз, пока он не садится рядом с остальными заложниками. И только потом возвращается к сыну. Мальчик до сих пор плачет. Обнимая себя руками и уставившись невидящим взглядом в пол, он раскачивается взад и вперед. Алин замирает в раздумье, потом делает еще несколько шагов и резко говорит сыну:

– Тео! Пожалуйста, соберись! Мне нужна твоя помощь.

Подросток не реагирует.

Кассир, со своей стороны, внимательно следит за происходящим. Он уловил мимолетное сомнение в ее взгляде, эту вспышку неуверенности, эту плохо замаскированную растерянность, которую невозможно скрыть.

Значит, для него, Гийома, еще не все потеряно…

Мать обнимает сына за плечи и резко встряхивает.

– Посмотри на меня!

Тео тонет в слезах, в беспокойстве, задыхается и никак не может справиться с паникой. В эту минуту он похож на извивающегося на крючке червяка.

Гийом не упускает ни единой детали. Он чувствует страх и растерянность мальчика, догадывается, сколько вопросов роится сейчас в голове у его матери. Что предпринять? Как решить проблему? Он понимает, что она понятия не имеет, что делать. Она – заложница ситуации, которая ей не по силам. Он вдруг осознает это со всей очевидностью. Алин попала в безвыходное положение, она в тупике. Она оказалась в плохом месте в плохое время. Как и они все. Так уж получилось. И жертва вдруг облачилась в костюм палача. Против своей воли.

– Посмотри на меня! – повторяет Алин, повышая голос. – Тео, ради всего святого, приди в себя!

Тео вздрагивает и наконец поднимает на мать взгляд, полный боли и страха. Взгляд, который режет сердце Алин на кусочки, превращает в пыль. Тео смотрит, как она несмело протягивает к нему руку, гладит по волосам, по щеке… Очень давно она не позволяла себе подобных проявлений нежности. С началом пубертата он стал им отчаянно сопротивляться, как если бы она посягала на его достоинство и права личности. Да что там – на его жизнь, до такой степени рьяно он старался ее расстроить, разозлить, сделать ей больно… Лейтмотив существования. Или проклятие. Тирания гормонов.

Но сегодня, здесь, перед ней он вдруг снова стал ее мальчиком, ее любимым малышом.

Маленьким ребенком.

И вдруг, как эхо забытых эмоций, рассеивающих печаль, и гнев, и обиды, и раны, которые они пообещали себе не забывать, эти шрамы души, эта пропасть, разделяющая их уже много месяцев, этот отделительный ров, глубину которого поколения так отчаянно стараются сохранить, твердо стоя на своих принципах, каждый на своем берегу, чтобы не понимать, чтобы осуждать того, кто напротив, – все это, и даже больше, вдруг блекнет, распадается, утекает с цунами катящейся по щеке слезы…

Тео падает в объятия матери. Цепляется за нее, словно боится утонуть, просит у нее прощения, умоляет помочь, не бросать его, увезти далеко-далеко… Растроганная Алин прижимает его, такого большого и потерянного, к себе, обнимает крепко, чтобы защитить, утешить.

Ее дитя страдает, ее дитя дрожит, зовет маму, раздавленное тяжестью своего проступка, и бесконечными жалобами, и вопросами без ответа. Чувство вины, как нож гильотины, обрушивается на нее, и поделом: она – единственная, кто виноват в том, что произошло. Ведь Тео не хотел, он упрямо отказывался ехать с ней. Единственное, чего ему хотелось, – это остаться дома, в тепле, наедине с монитором. И палить по виртуальным мишеням.

– Тео, не плачь! Все устроится, я обещаю. Ты мне веришь? Никто не причинит тебе вреда. Делай, что я говорю, и все будет хорошо.

– А они? – всхлипывает подросток и указывает на заложников. – Они ведь все видели! Они все расскажут, выдадут меня…

Алин поворачивается к тем, кого сын именует «они». Их пятеро. Пять свидетелей, пять источников угрозы. Пять препятствий между ее сыном и возможным будущим.

Пять противников, которых надо уничтожить.

Тома Пессен

Жестокая несправедливость или неизбежность? Тома не находит ответа. За девять лет супружества он ни разу не изменил жене. Ни разу. И желания такого не возникало. Почему, ну почему это должно было случиться именно сегодня? Кто мог знать, что в день, когда он впервые за девять лет безоблачного супружества перейдет черту, – именно в этот день, единственный среди трех тысяч трехсот дней верности при любых обстоятельствах! – он окажется связанным, заложником и свидетелем убийства, а теперь еще и пленником матери, готовой на все, лишь бы спасти своего отпрыска от тюрьмы? Тома Пессен мысленно прикидывает вероятность такого поворота событий в процентах, – так, ради любопытства. Просто чтобы знать.