Невинная наследница - [22]

Однако лицо герцога выражало только ленивое равнодушие. Спокойствие на его конце стола контрастировало с тем, что происходило на другом. Богатый выбор вин разрумянил щеки и развязал языки. Голоса звучали громче, визгливее, все чаще раздавался громкий смех.

Хотя Лотти пила немного, вино начало действовать и на нее. Сердце побеждало разумную и осторожную голову. Она наклонилась вперед, подперев подбородок сложенными пальцами.

— Вы не изменились, — нежно сказала она.

— Нет?

— Вы все еще выглядите как бог, скучающий, слушая молитвы верующих, а вы наблюдаете жизнь из ложи.

Герцог улыбнулся:

— Мой друг Шелли писал:

Жизнь может измениться, но не может улететь,

Надежда может пропасть, но не может умереть.

Правда может быть скрыта, но не может сгореть.

Любовь может пройти, но возвращается.

Лотти глубоко вздохнула.

— Любовь проходит, но возвращается, — повторила она. — Вы хоть иногда думаете обо мне?

Герцог пригубил вина.

— Моя дорогая Лотти, что за вопрос? Разве иначе вы были бы здесь?

— Это не то, что я имею в виду, и вы хорошо это знаете. Я стала старше и много узнала за эти последние два года. Но не напрасно ли говорить вам, что я стала намного привлекательнее, чем была, когда вы впервые увидели меня?

Герцог поднял стакан вина и отпил из него.

— Ни минуты не сомневаюсь, Лотти.

— Тогда?..

Это был вопрос. Слов было не нужно. Герцог посмотрел в глаза Лотти с расширенными зрачками, бросил взгляд на ее раскрытые губы, чтобы понять, о чем она спрашивает. Она, затаив дыхание, в напряжении ждала его ответа, как бы в том прелестном движении, которое приводило в восторг зрителей Ковент-Гардена каждый вечер.

Но прежде чем герцог успел ответить, внимание его отвлекла суматоха на другом конце стола. Лорд Руперт Давенпорт поднял сидевшую рядом с ним леди на стол. Застарелый игрок со склонностью заключать пари по любому поводу, он уговаривал сидевшего напротив джентльмена поставить сто гиней, что девушка станцует на столе, не перевернув стаканы с вином.

Лорд Руперт освободил место на столе. Ваза с персиками опрокинулась, и оранжерейные фрукты покатились среди ваз и тарелок. Хрустальные бокалы, украшенные монограммами, были поставлены в центре стола. Избранница лорда Руперта, прелестная итальянка, рожденная в Сохо, вскрикнула, когда чашка севрского сервиза упала на пол и разбилась.

— Это слишком трудно! Я не смогу! — закричала она.

Но лорд Руперт, удерживая ее на столе, доказывал:

— Клянусь, сможешь! Если ты выиграешь сто гиней, которые я на тебя поставил, я куплю тебе самое красивое кольцо, которое ты захочешь.

— Но мое платье. Оно слишком длинно!

— Так сними его, — заревел лорд Руперт и бросился снимать с нее платье, несмотря на ее визгливые протесты.

Наконец, хихикая с показной скромностью, она подняла платье выше колен и поставила ногу на перевернутый стакан. Лорд Руперт закричал, чтобы музыканты играли громче.

Лотти раздраженно прикусила нижнюю губу. Она видела подобные штучки слишком часто, чтобы проявить к ним интерес. Голые или одетые, трезвые или пьяные, на каждой вечеринке танцовщицы водружались на стол. К ее огорчению, герцог наблюдал за девушкой, и она знала, что не стоит отвлекать его в такой момент.

Но когда музыканты по указанию лорда Руперта заиграли громче, дверь в конце зала открылась и лакей громогласно объявил:

— Мисс Равелла Шейн, ваша светлость.

Это было так неожиданно, а голос лакея, возможно от застенчивости, так громок, что все обернулись. В дверях стояла Равелла. На ней был длинный темный плащ, закрывавший ее платье, она сняла капор с головы и держала его за ленточки. Ее волосы были откинуты назад и лежали беспорядочными локонами. Стоя там, она казалась очень маленькой, но при этом с ее приходом в комнате возникло что-то живое и светлое, чего не было раньше. Казалось, внезапно в комнату пробился луч солнца, и свет свечей и блеск золота потускнел и обесцветился.

На секунду голоса и смех стихли, молчание нарушалось только тихими нежными звуками скрипки. В этой тишине прозвучал чистый голос Равеллы:

— О, пекки, я вынуждена была приехать!

Она как бы не замечала людей вокруг, женщин в их декольтированных платьях, блистающих украшениями, мужчин, развалившихся в креслах, лакеев, стоящих рядами. Она видела только человека, неподвижно сидевшего во главе стола в кресле с высокой спинкой, как будто зачарованного.

Равелла через всю комнату побежала к нему.

— О, пекки, вы обещали приехать через неделю, вы обещали. Я подумала, что вы, может быть, заболели, и приехала. Я ехала на дилижансе. Приехала бы раньше, но нас задержали. Вы не сердитесь, что я приехала?

Она смотрела ему в лицо, отчаянно нуждаясь в поддержке, а потом как будто впервые заметила любопытные лица вокруг. Она отвела глаза от герцога и посмотрела на гостей. Слабая краска бросилась ей в лицо, а в глазах мелькнуло понимание.

— О, у вас праздник, — пробормотала она. — Простите… Наверное, мне не надо было приезжать!

Герцог поднялся.

— Вы ехали несколько часов. Наверное, вы голодны, Равелла.

Она снова посмотрела на него. Казалось, самый звук его голоса успокаивал. Щеки ее снова зарумянились.

— Я в самом деле ничего не ела с завтрака, и теперь, мне кажется, могу съесть быка.