Невидимый - [16]

Борн, стоящий слева от меня, сказал: Что тебе надо? Легкое волнение читалось в его голосе, но, по крайней мере, он заставил себя говорить, чего я бы не смог сделать в ту минуту.

Ваши деньги, сказал подросток. Ваши деньги и часы. Оба. Сначала кошельки. И побыстрее. Я не буду ждать целую ночь.

Я залез в свой карман за купюрами, но Борн неожиданно решил дать отпор. Глупость, подумал я, сопротивление могло кончиться тем, что нас могли убить, но тут я никак не мог вмешаться в происходящее.

А если я не захочу отдать мои деньги? спросил Борн.

Тогда я тебя застрелю, мистер, сказал подросток. Я застрелю тебя и все равно заберу ваши кошельки.

Выдох Борна был долгим и драматическим. Ты пожалеешь, малыш, сказал он. Почему бы тебе не уйти сейчас и оставить нас в покое?

Почему бы тебе не заткнуться и дать мне твой кошелек? ответил подросток, помахав пистолетом пару раз для наглядности.

Как хочешь, сказал Борн. Только не говори, что тебя не предупредили.

Я продолжал смотреть на подростка, видя Борна лишь боковым зрением, но в последнюю секунду я слегка повернул мою голову налево и увидел, как он доставал что-то из внутреннего кармана пиджака. Я был уверен, что он доставал деньги, но, когда его рука покинула карман, в кулаке, казалось, было спрятано нечто другое. Я даже не успел подумать, что это могло быть. В одно мгновение я услышал кликающий звук, и лезвие ножа выпрыгнуло наружу. Жестким ударом снизу вверх Борн вонзил лезвие в подростка — прямо в живот, смертельное ранение. Подросток охнул от удара, схватился за живот правой рукой и медленно осел на землю.

Блин, мужик, сказал он. Он даже не заряжен.

Пистолет выпал из его руки и скатился на мостовую. Я с трудом начинал осознавать происходящее. Слишко многое случилось за короткое время, слишком нереальное. Борн подобрал пистолет и положил его к себе в боковой карман. Подросток начал стонать, обхватив живот обеими руками и крутясь во все стороны по асфальту. Было слишком темно, чтобы видеть все, но мне показалось, что я увидел кровь, сочащуюся на землю.

Мы должны доставить его в госпиталь, наконец я заговорил. На Бродвее должны быть телефонные будки. Подождите здесь, я сбегаю позвоню.

Не будь идиотом, сказал Борн, схватив меня за пиджак и встряхнув изо всех сил. Никаких госпиталей. Он умрет, и мы здесь ни при чем.

Он не умрет, если медицинская помощь будет здесь через десять-пятнадцать минут.

А если он выживет, тогда что? Хочешь провести следующие три года жизни в суде?

Мне все равно. Уходите, если хотите. Идите домой, выпейте бутылку джина, но я бегу на Бродвей, чтобы позвонить.

Замечательно. Будь по-твоему. Мы прикинемся добрыми паиньками, и я буду сидеть здесь с этим отребьем и ждать, когда ты вернешься. Это то, что ты хочешь? Ты что думаешь, я глупец, Уокер?

Я не стал ничего отвечать ему. Я развернулся и побежал по 112-ой Стрит к Бродвею. Я отсутствовал десять, может, пятнадцать минут, но, когда я вернулся туда, где оставались Борн и раненый подросток, их обоих уже не было. Лишь кровавое пятно свернувшейся крови на мостовой и более ни единого знака, что они были здесь.

Я пошел домой. Не было никакого смысла ждать медицинскую помощь, поэтому я вернулся на Бродвей и побрел в сторону Даунтауна. Мое сознание было опустошено — ни одной различимой мысли, и, когда я зашел в свою комнату, я обнаружил себя плачущим, и, похоже, плачущим уже несколько минут. К счастью, моего соседа не было в комнате, и не нужно было объяснять никому ничего. Я плакал; и, когда, наконец, мои слезы закончились, я разорвал чек Борна и положил обрывки в конверт, отправленный ему наутро. Там не было никакого сопровождающего письма. Я был уверен, что этот жест говорил сам за себя, и он поймет, что я разрывал любые отношения между нами и больше не хотел иметь ничего общего с его грязным журналом.

Позже днем выпуск Нью Йорк Пост напечатал, что тело восемнадцатилетнего Седрика Уилльямса было найдено в парке Риверсайд с многочисленными проникающими ранениями в области груди и живота. Никакого сомнения для меня не было в том, что Борн был замешан в этом. В тот момент, когда я оставил их, убежав позвонить, он подобрал кровоточащее тело Уилльямса и оттащил его в парк, чтобы закончить начатое в переулке. Если принять во внимание количество машин, проезжающих по Риверсайд Драйв, я нашел, правда, невероятным, чтобы никто не смог заметить Борна, переходящего дорогу с телом в руках, но, судя по статье в газете, у сыщиков не было ни единой зацепки.

Безусловно, я просто был обязан позвонить в местное отделение полиции и рассказать им о Борне, ноже и Уилльямсе, пытавшемся нас ограбить. Я наткнулся на эту статью в газете, когда пил кофе в Лайонс Ден, закусочной в студенческом центре, и вместо того, чтобы позвонить в полицию с ближайшего телефона, я решил пройти до 107-ой Стрит и позвонить оттуда. Никто еще не знал, что случилось со мной. Я хотел позвонить сестре — ей одной я мог открыться — но ее не было на месте. Зайдя в свое общежитие, я забрал почту перед тем, как подняться в лифте. Для меня было одно лишь письмо: без марки, без печати отправления, с моей фамилией наискосок, сложенное в три сгиба и так запихнутое в щель моего почтового ящика. Я открыл письмо в лифте по дороге на мой девятый этаж.