Невидимый - [18]

– Ладно тебе, Лори, – перебиваю я. – Ты ведь даже не знаешь, сам-то он…

Я осекаюсь, но слишком поздно. Легкомысленный румянец сходит со щек брата. Он садится, перекидывая ноги через боковой валик дивана и глядя прямо на меня.

У меня перехватывает горло, но я с трудом проговариваю:

– Я не хотела… Извини.

Я не хочу, чтобы у меня выработался такой рефлекс запрещенного удара. Когда я позволяю страху одолеть меня, я начинаю себя ненавидеть. Я реагирую, как побитая собака: стоит ей увидеть швабру, как она вздрагивает и рычит.

Брат выжидает, и еще одну безмолвную минуту я сижу в луже собственной вины.

– Извини, – повторяю я снова.

– Забудь.

Дверь в квартиру распахивается. Мы с Лори вскакиваем. В гостиную вваливается мама.

– Я дома! И я принесла поесть!

Она показывает на пакеты с китайской едой на вынос. Кажется, она скупила целый ресторан.

Лори с радостными воплями бросается к маме. Мгновенно вытащив коробки с едой, мы устраиваем пикник на полу гостиной. Мама просит прощения за то, что вечно отсутствует, но, судя по тому, как она сияет, ей очень нравится новая работа. Лори болтает о школе, а когда он упоминает о Шоне, я лукаво ему подмигиваю. Он бросает на меня лучезарный взгляд, и я знаю, что прощена. Когда мама с братом спрашивают меня, как прошел мой день, я прошу прощения за то, что не распаковала вещи и упоминаю о том, что бродила по парку. О Стивене я не говорю. Кое-что из сказанного им в парке все еще мчится по моим венам, идеально двигаясь в одном ритме с моим сердцебиением.

«Я держу это при тебе».

Мне нужно, чтобы это было именно так. Я не готова к тому, чтобы подпустить сюда кого-то еще. Поэтому я молчу, пока Лори и мама обрисовывают свои жизненные планы. Мы не говорим о Миннесоте. Не говорим о папе. И где-то между пельменями цзяоцзы и свининой мушу мы на пару часов становимся семьей.

Уже за полночь, но я не могу заснуть – зато теперь я знаю, что в Нью-Йорке мапо тофу куда острее, чем миннесотский вариант того же блюда. Хотя у меня урчит в животе, я вовсе не против того, чтобы в одиночестве бодрствовать у себя в комнате. Нам досталась тихая квартира, но я все-таки слышу звуки города – оживленного и делового – доносящиеся снизу, с улицы. Я думала, что в Манхэттене одним из источников раздражения для меня как раз будет отсутствие тишины, но, как выяснилось, мне нравится постоянный гул человеческой деятельности. Он напоминает мне о часах, которые никогда не нужно заводить; их шестеренки всегда вращаются, всегда поддерживая движение жизни в надлежащем ритме.

Бессонница также не тревожит меня, потому что я думаю о Стивене. Я лежу на спине, уставившись в потолок над кроватью; там – карта звездного неба, которую я взяла в чикагском планетарии во время семейных каникул, когда мне было десять лет. Но я не смотрю на звезды, как это обычно бывает, когда я пытаюсь уснуть. Я прокручиваю свой день в голове, оживляя в памяти парк, прохладное прикосновение Стивена, от которого по всему моему телу разливается тепло, тембр его голоса, ослабляющий мою тревогу из-за того, насколько незнакомым оказался для меня мой новый дом. Это лучший день из всех, что были в моей жизни. Я хочу быть там снова, и снова, и снова.

Я переворачиваюсь на бок и засовываю руку под кровать, чтобы достать ящик с принадлежностями для рисования. Их я распаковала первым делом – прежде чем достать одежду или подушки. Я перебираю кисти, тюбики с краской и баночки с пастелью. Если уж не удается заснуть, я, по крайней мере, могу сохранить этот день лучшим из известных мне способов. Сперва я подумала, что идеальным средством для этого станет акварель. Размытые тона, перетекающие друг в друга, будут соответствовать неопределенности в наших отношениях. Однако я хочу ощущать тяжесть угля в руке, когда я касаюсь листа бумаги, проводя линии, чтобы запечатлеть лицо, которое я уже запомнила. Запомнила, даже не думая о нем.

Я сажусь за стол и достаю блокнот для набросков. Устраиваюсь на кровати, тру пальцем по шершавому, как замша, углю для рисования и начинаю делать зарисовку. Я работаю над наброском несколько часов и даже не помню, когда я заснула. Просыпаюсь, когда комната озаряется лучами солнца. Я раскинулась на кровати, вокруг меня разбросаны тяжелые листы бумаги для рисования. Пальцы мои перепачканы углем, но, должно быть, я заснула еще до того, как мне удалось сделать хоть один набросок Стивена или парка. Листы, окружающие меня, совершенно чистые.

Я завтракаю и впопыхах принимаю душ. Мама и Лори уже ушли по своим делам, и я решаю воплотить идею свидания со Стивеном под предлогом распаковки вещей. Не проходит и часа, а я уже стучусь в дверь 3D.

– Кто там?

Мурашки пробегают вниз и вверх у меня по рукам при звуке его голоса.

– Это я.

В отличие от нашей вчерашней встречи он не заставляет меня ждать за порогом. Дверь открывается почти мгновенно, и вот уже он улыбается мне. Я разглядываю его волосы, глаза, губы, руки. Мое сердце проделывает тройное сальто.

– Привет, – мягко говорит он.

Возникает чувство близости – его голос звучит тихо, только для меня. Ноги становятся ватными.

– Привет.