Невидимый город - [6]

Горло сжалось, а слезы выступили на глазах. Почему все так заинтересовались ее родословной? Сначала Фиона, теперь госпожа Айзерманн. Откуда ей знать, что она унаследовала от своей матери и бабушки? Она даже не помнила, что у нее вообще были родители. Ну как? Ей не было и четырех, когда они погибли.

Громкий щелчок пальцами испугал Лину, прервав ее размышления. Бобби попросила новый лист. Лина ей завидовала. Если тебя зовут Бобби, писать о наследственности в собственной семье не проблема. Сколько раз Бобби злилась на то, что обязана тощими ногами бабушке, непослушными волосами отцу и неутолимым любопытством – матери. Даже Хлоя, которая по натуре была невежественной, усердно что-то строчила. Неудивительно. Любой в классе мог бы ответить на вопрос вместо Хлои, ведь ее прадед Венделин Веннингер был основателем школы, имя которого она и носила.

«Мы изобрели ЗВВ», – любила повторять Хлоя. Заводы Венделина Веннингера, обеспечивающие весь мир кремами, шампунями, мылом и моющими средствами, до сих пор являлись крупнейшими предприятиями города. Чтобы ответить на восьмой вопрос, Хлое нужно было всего лишь заглянуть в фойе школы, в котором висел огромный портрет основателя школы, написанный маслом. Или подойти к фонтану Веннингера, где над рыночной площадью возвышалась скульптура основателя компании. Огромная статуя изображала мрачного, хмурого аптекаря среди огромных пробирок, из которых вверх била вода. Ночью, когда разноцветные лампы освещали высокие фонтаны и яркие огни плясали на его суровом лице, он напоминал безумного злого алхимика. Результаты его ночных экспериментов и сейчас можно было найти в каждом супермаркете. Слоган «Веннингер – это нечто большее», который фирма скандировала десятилетиями, преследовал Лину с детских лет. Он так и взывал с афишных столбов и рекламных щитов, появлялся в газетах, рекламных роликах и по утрам в ванной.

Погруженная в мысли, Лина оглядела своих одноклассниц. О меньшем у Хлои не могло быть и речи – она скорее принадлежала к типу «больше, больше, больше». Больше макияжа, больше шмоток, больше друзей.

Госпожа Айзерманн постучала огромной металлической линейкой по учительскому столу.

– Осталось пятнадцать минут, – объявила она.

Лина вздрогнула. Почему пятнадцать минут? Как? Она еще даже не начала. Что-то с ней не так. Мысли разбегались в ее голове во все стороны, систематически отсчитывая минуты. Ее внутренние часы работали неправильно. Еще одна головоломка для хора голосов, восторженно подхвативших эту тему: «Где на самом деле находятся твои внутренние часы? Ты видишь глазами, слышишь ушами, пробуешь языком и чувствуешь кожей. Но что насчет времени? Откуда человек знает, сколько прошло времени, если за это не отвечает ни один орган?»

– Пятнадцать минут! Это относится и к нашей госпоже Фридрих, – произнесла госпожа Айзерманн. – Она снова витает в облаках.

В этот момент случился он. Провал. Йонас с любопытством повернулся к ней. Его карие глаза блеснули. Боже мой. Не сейчас. Не снова. Не в классе. Пожалуйста.

– Ик, – вырвалось у нее громко и звонко.

Йонас был крутым. Хлоя была крутой. Даже Бобби – в своей чудаковатой манере. Лина – не очень. Она даже не умела притворяться. Виной тому были Йонас и этот дурацкий нерв, который проходил от мозга сквозь грудную клетку к диафрагме и вел себя как чересчур капризный ребенок. Все его раздражало. Поспешное жевание или глотание, слишком горячая еда, слишком холодная еда, еда и разговоры, разговоры и еда, стресс, один-единственный взгляд Йонаса. Каждый раз возбуждающие синапсы посылали в мозг аварийный сигнал в знак громкого протеста. Йонас нахально ухмыльнулся ей. В его карих глазах было полно желтых крапинок. Словно кусочков сверкающего янтаря.

– Ик, – повторила она чуть громче.

Йонас, которому нравилось непослушание в любой форме, прыснул от смеха. Учительница встала перед партой Лины и перевела взгляд на Йонаса:

– Лина Фридрих, немедленно прекрати эту комедию.

Паника всколыхнулась в ней. Появление госпожи Айзерманн только ухудшило ситуацию. Лина боялась икоты. И от этого страха она начинала еще больше икать. Но сильнее всего она боялась, что икота из-за шока никогда не пройдет. В случае паники она вспоминала план действий. С течением времени у нее накопилось много хороших методов: дышать медленно, дышать быстро, задержать дыхание, семь раз сглотнуть, двадцать пять секунд сжимать ладонь, зевнуть, испугаться, высунуть язык и энергично потянуть за него. Лина попробовала наиболее простое упражнение. Она сделала глубокий вдох, задержала дыхание и представила себе свою учительницу без волос на голове. В обычной ситуации можно было подумать о семерых лысых мужчинах, но это никогда не спасало Лину. Ее голова слегка закружилась, слабость охватила тело. Йонас с любопытством откинулся на спинку стула, пока снова не встретился взглядом с Линой.

– Ик, – поздоровалась Лина с его приветливым лицом. Йонаса так трясло от смеха, что он потерял равновесие, стул начал падать, и Йонас с громким плюхом приземлился на пол. Госпожа Айзерманн крутанулась на каблуках, как безумная балерина. Прежде чем она успела отдышаться, Йонас поднялся, поставил стул прямо и небрежно вручил свою работу учительнице биологии.