— Да, вы правы, — согласился молодой человек. — Но надо сделать всё, чтобы их план не удался, иначе произойдет непоправимый скандал. Наша с вами карьера этим скандалом кончится.
— Знаю не хуже вас. А что если тому типу удастся всё же ускользнуть от контрразведчиков? Он обязательно явится сюда. Больше ему деться некуда.
В глазах «подающего надежды» молодого человека замелькали огни злобы.
— Мы его выдадим советским властям и тем отведем от себя подозрение.
— Он разболтает всё, — возразил консул.
— Будем отвергать. Заявим, что это гитлеровский провокатор и пусть попробуют доказать обратное.
— Да, — консул утвердительно стукнул кулаком по столу. — Это самый лучший, более того — единственный выход из положения...
Вот почему Дасько, так спешивший вернуться в консульство, спешил навстречу своему неминуемому поражению, сам шёл по пути, приготовленному для него полковником Всеволодовым.
Но пока еще Дасько находился в Кленове, он не знал и не мог знать, что Всеволодов сумел предусмотреть все его возможные ходы. Пока еще Дасько думал о том, чтобы подыскать приют и ночлег до отхода поезда.
К Кундюку Дасько итти не мог, к священнику и Тыскиву — тоже, не без основания опасаясь, что там ждёт засада.
«Что за скотина этот поп, не мог дать точного адреса. Теперь изволь искать! На улице Ператского, сразу за бывшим заводом Гроттара. И улица-то теперь называется по-другому. А где этот завод, как его найти?» — погружённый в такие мысли, проклиная Иваньо, Дасько шагал всё быстрее и быстрее. Он всё же надеялся расспросить о заводе кого-либо из встречных.
Уже давно пробило полночь, и прохожих в этом отдалённом от центра рабочем районе не было. Только дойдя почти до конца улицы, Дасько увидел на противоположном тротуаре паренька лет восемнадцати, направлявшегося навстречу ему. Вероятно, он шёл на завод или возвращался с вечерней смены. Он был в чёрной спецовке, в таком же чёрном картузе с низко опущенным на лоб козырьком, скрывавшим часть лица.
— Эй, послушай! — крикнул Дасько.
— Ну, что? — сердито ответил парень, останавливаясь. В его голосе сквозило явное неудовольствие этим не слишком-то вежливым обращением.
Дасько понял, что сделал оплошность, и продолжал говорить гораздо мягче, почти заискивающе:
— Не знаешь, где бывший завод Гроттара?
— Бывший завод Гроттара? — глаза парня насторожённо блеснули из-под низко опущенного на лоб козырька. — А зачем он вам?
Голос рабочего был строг и серьёзен. Дасько почувствовал замешательство. Такого вопроса он никак не ожидал.
— У меня там товарищ работает, — сказал Дасько. — Встретить его нужно. Я приезжий.
— Приезжий, — парень оглянул Дасько с ног до головы. — Если приезжий, то тем более ночью дома сидеть надо, а не заводы отыскивать.
— Я только с вокзала.
— Там утра бы и обождали.
— Пожалуй, так и сделаю, — произнёс Дасько нарочито равнодушно и беспечно.
— Вот это лучше будет, — заметил парень.
Не говоря больше ни слова, он зашагал прочь от Дасько.
Отойдя шагов двадцать и оглянувшись, Дасько увидел, что парень снова остановился и смотрит ему вслед.
Если бы не ночная темнота, то, оглянувшись ещё раз через две-три минуты, Дасько увидел бы, что к рабочему подошли два человека. Это были Дрига и его помощник. Расспросив, о чём спрашивал неизвестный рабочего, Дрига сказал помощнику:
— Я обогну квартал и направлюсь ему навстречу, вы следуйте за ним сзади, как можно ближе.
Спутник Дриги молча кивнул головой.
...Восточная поговорка говорит, что на верблюда можно накладывать очень много груза, но наступит такой момент, когда достаточно добавить ещё соломинку, чтобы животное упало под тяжестью вьюков.
Нечто подобное произошло в сознании Дасько. Встреча с парнем стала той соломинкой, от которой рухнула вся наглость, напускная самоуверенность шпиона. Страх, зародившийся в нём много дней назад, страх, в котором Дасько сам не хотел себе признаться, сейчас охватил все его мысли.
Встреча и короткая беседа с рабочим пареньком, который никак не мог быть чекистом, не знал Дасько и всё же отнёсся к нему с подозрением, эта встреча с беспощадной ясностью раскрыла Дасько подлинные причины всех его неудач: его преследовали, против него боролись не только чекисты. Против него был народ. Как могучая несокрушимая стена стоял он, и об эту стену разбивались усилия Дасько, Тыскива, Иваньо, Кундюка и небольшой кучки им подобных. Как невозможно горстью песчинок разрушить скалу, так невозможно этой кучке добиться успеха. Всюду её окружает отвращение и ненависть.
Дасько почти физически ощущал на себе это презрение и ненависть. Он привык внушать людям ужас, а теперь сознавал себя бессильным.
Как безумный, бежал Дасько по тёмной, безлюдной улице. Он не разбирал дороги, не видел ничего вокруг себя, ощущал только одно — страх и лютую неуёмную злобу. Если бы он мог, он взорвал бы этот город, всю страну превратил бы в чёрную пустыню. Он отомстил бы за свой страх, за своё бессилие, за предчувствие неминуемого конца.
«Всех уничтожить, всех, — хрипел Дасько, задыхаясь от бега. — Всех». В его лице с налитыми кровью глазами, перекошенным ртом, пеной в углах губ, не оставалось ничего человеческого. Это был зверь, затравленный бешеный зверь.
