Невидимки за работой - [8]

— Помните, — говорил между тем Чарлтон, — какой успех имел ее первый роман? Но объяснялось это только его сюжетом. Бульварные газеты подняли трезвон: одни называли книгу обличительной и смелой, другие кричали, что это скандал, что она позорит нашу христианскую страну. И, конечно, книгу стали раскупать как горячие пирожки. Но читать ее было просто невозможно!

— Да, бедняжка Беверли — писательница бездарная, — вставил кто-то.

— Ну нет, этого я бы не сказал, — возразил Портер. — Она удивительно тонко чувствует оттенки слов.

— Ну, может быть, у нее что ни слово — то перл, но вся мозаика в целом — скучища невообразимая, — сказал Чарлтон не сдаваясь. — И, во всяком случае, больше ни одна книга не имела такого успеха, как первая. Пока Беверли была в моде, всякую ее писанину, конечно, везде охотно печатали, но когда сенсация утихла, и интерес публики поостыл, ее акции у издателей сразу упали и ей преспокойно дали отставку, Она написала второй роман — и он потерпел фиаско. Третий был еще хуже. Тогда ее уже окончательно перестали печатать. Она была выброшена за борт… Весь секрет в том, что ей не о чем было писать.

— А чем она занимается здесь? — спросил Халлес.

Но в эту минуту позвонил телефон на буфете. Один из писателей вскочил и взял трубку, остальные выжидательно замолчали.

— Слушаю. У телефона Мертон… Да, он здесь, завтракает с нами. Хорошо, передам.

Он положил трубку на рычаг. — Это секретарша Гарстенга. Халлес, он просит вас зайти к нему после завтрака.

Да и нам не мешает поторопиться. Пора опять за дело, — заметил кто-то. — Эти проклятые «сельские развлечения» здорово выбивают нас из колеи. Меня, например, оторвали от статьи «Парные кровати или двуспальные?», которая будет помещена в «Воскресном отдыхе» в качестве очередной еженедельной беседы преподобного Раули.

Позавтракав, все встали из-за стола.

— Вам надо подняться по главной лестнице, — объяснил Халлесу Чарлтон. — Кстати, мы, мелкая сошка, ходим по ней только в тех случаях, когда нас вызывает Гарстенг. На втором этаже повернете с площадки направо — и первая дверь налево. На ней табличка, так что вы сразу найдете.

Следуя этим указаниям, Халлес дошел до кабинета Гарстенга, постучал и женский голос ответил: «Войдите». Комната была большая и светлая, но ее портили простые некрашеные полки, ящики с картотекой и множество разных шкафов. За письменным столом сидела девушка, очень элегантно и модно одетая, с лицом красивым, но неприветливым.

— Мистер Халлес! — не спросила, а скорее констатировала она. — Мистер Гарстенг вас сейчас примет.

Она открыла дверь в смежную комнату, и оттуда глухо, словно издалека, донесся голос человека, который не то нараспев декламировал что-то, не то произносил речь.

— Это он говорит в диктофон, — шепотом пояснила секретарша. — Но вы проходите и садитесь у стола.

Халлес прошел по толстому ковру, путь до стола показался ему бесконечно длинным. Сидевший за этим громадным письменным столом мужчина указал ему на стул против себя и продолжал говорить в трубку диктофона медленно, с подчеркнутой выразительностью:

— …сверкая в тусклых просторах времени… Стоп, поправка! (он сделал пометку карандашом на лежавшем у диктофона блокноте)… Сверкая на скучной равнине времени… словно брызги росы на траве… Поправка! (снова пометка карандашом)… как брызги росы на траве… или гребень в матовом мраке волос…

Он положил трубку диктофона и обратился к Халлесу:

— Здравствуйте. Извините, что заставил вас ждать. Я как раз кончаю поэму.

Оба привстали и пожали друг другу руки через широкий стол, затем снова сели.

Гарстенг придвинул к себе какую-то папку и раскрыл ее.

— Та-ак, — протянул он, быстро перебирая лежавшие в ней бумаги. Минуту-другую он, молча их просматривал, затем поднял глаза и пододвинул Халлесу ящичек с сигарами. — Прошу!

Закурив, Гарстенг откинулся в кресле, выпустил в потолок облако дыма и приступил к деловой беседе. Говорил он с заметным манчестерским акцентом.

— Кларкснуэл писал мне о вас и прислал образцы вашего творчества. Рассказы хороши, иначе я не пригласил бы вас сюда. Но пробить себе дорогу вы не можете. Правильно? Скажем прямо — положение у вас тяжелое. А мы набираем способных литераторов, не умеющих пристраивать то, что они пишут. И вам тоже мы предлагаем работать у нас. На каких условиях — это вы, вероятно, уже знаете от Кларкснуэла. Если вы согласны, у вас будут нормированные рабочие часы, и в эти часы вы обязаны писать то, что вам поручат. Все это будет печататься под чужими именами. Ну, а в свободное время, можете писать для себя. И помните: если вы кому-нибудь заикнетесь, что писали за того или иного автора, вы отсюда пулей вылетите. Мало того, вы попадете в черные списки, и вам нигде в Англии ходу не дадут: я человек влиятельный. То же самое будет, если вы хоть словом обмолвитесь о характере нашей организации — даже в том случае, если решите не работать у нас. Для всего внешнего мира мы просто колония писателей. Говорите всем, что лорд Клигнанкорт облек в современные формы меценатство, которое всегда было отличительной чертой английской аристократии. Он предоставил свой дом сообществу писателей, и здесь они за умеренную плату могут жить на всем готовом и спокойно работать. Вот и все… Ну, что же вы решили? Согласны принять наше предложение? Испытательный срок — месяц, а затем каждая сторона имеет право отказаться.