Невидимки - [28]

Какое-то время я сидел на полу и бездумно таращился в стену. Неужто, именно так чувствуют себя люди, страдающие от болезни Альцгеймера? Или сумасшедшие? Я глубоко вдохнул и набрался смелости снова раскрыть журнал. Интересно, дело в них или во мне? Или в нас всех? Был ли я для них лишь пятном в памяти, едва знакомым именем и лицом в прошлом, как они для меня? Я раскрыл журнал, нашёл свою фотографию и внимательно на неё посмотрел. Моё собственное лицо не показалось мне пустым, серым, а наоборот, оно выглядело умным и интересным.

Может, за прошедшие годы я стал более обычным, подумал я. Может это болезнь, которую я подхватил от Джона и Брента.

Нет. К сожалению, не всё так просто. Эта проблема сложнее и от того, она выглядела более пугающе.

Я пролистал журнал, просматривая снимки, когда из последней страницы выпал знакомый конверт. Внутри были мои оценки. Я раскрыл конверт и выложил сложенный листок бумаги. Моя средняя оценка в старших классах — три балла. Такая же в младших.

Я знал, что балл по английскому был выше среднего. Я неплохо умел писать.

Но на оценках это не отразилось.

У меня была тройка почти по всем предметам.

Меня окатило волной холода. Я выскочил из спальни, забежал на кухню, достал из холодильника бутылку пива и залпом её осушил. В квартире вновь стало очень тихо. Я стоял на кухне, склонившись над раковиной, и смотрел на дверцу холодильника.

Насколько далеко это зашло?

Я этого не знал, да и не хотел знать. Даже думать об этом не хотелось.

Снаружи темнело, солнце постепенно скрывалось за горизонтом, в квартире появились длинные тени, отбрасываемые мебелью в гостиной. Я включил на кухне свет. Со своего места я по оставшимся следам видел, где стоял диван. Я оглядел гостиную и внезапно почувствовал себя одиноким. Очень одиноким. Настолько одиноким, что захотелось заплакать.

Я решил было взять ещё одну бутылку и вообще напиться, но передумал.

Проводить вечер в квартире мне совершенно не хотелось.

Я вышел из дома и по шоссе Коста-Меса направился на юг. Лишь на полпути я осознал, куда ехал, но разворачиваться я не стал, хотя боль внутри только усилилась.

Шоссе закончилось, свернуло на бульвар Ньюпорт, и я оказался на пляже, на нашем пляже, припарковавшись неподалеку от пирса. Я вышел из машины и бесцельно направился сквозь толпу. По тротуару прогуливались девушки в бикини и крепкие парни, между ними катались роллеры.

И снова из «Студии Кафе» доносилась музыка, снова Сэнди Оуэн. Но на этот раз мелодия не казалась волшебно великолепной, наоборот, она звучала грустно и печально. Другая ночь — другой саундтрек.

Я посмотрел в сторону пирса, всмотрелся во тьму океана.

Я думал о Джейн и о том, с кем она сейчас.

11

В октябре Дерек вышел на пенсию.

На «отвальную» я идти не собирался — меня даже не пригласили — но я знал, когда она состоится. Об этом было написано в объявлении в столовой. В тот день я сказался больным.

Странно, но, когда он ушёл, я начал по нему скучать. То, что в кабинете рядом со мной кто-то находился, пусть даже такой, как Дерек, давало мне ощущение, что я не одинок, что я ещё как-то был связан с внешним миром. С его уходом в кабинете стало пусто.

Я стал переживать за себя, за отсутствие общения с другими людьми. Вечером в день увольнения Дерека я заметил, что всё это время провёл в полном молчании.

Для остальных всё было, как обычно. Никто ничего не заметил.

На следующий день я проснулся, приехал на работу, пообщался со Стюартом, подтвердил у клерка в «Дель Тако» заказ на обед, за весь день ни с кем не заговорил, вернулся домой, приготовил ужин, посмотрел телевизор и лёг спать. За весь день я произнес не более шести предложений: со Стюартом и с управляющим в «Дель Тако». И всё.

Нужно было что-то делать. Сменить работу, поменять личность, изменить жизнь.

Но я не мог.

Слово «обычный» не совсем подходило к моему состоянию. В какой-то момент так и было, но всё зашло гораздо глубже. Это слово стало слишком мягким. Больше подходило слово «невидимый» и именно так я себя и чувствовал.

Я был Невидимкой.

Именно так, с заглавной буквы «Н».

Я это заметил на следующий день, когда проходил мимо программистов, мимо Хоуп, Вирджинии и Лоис. Я со всеми поздоровался, но на меня совершенно не обратили внимания. Хоуп когда-то вела себя со мной наиболее приветливо, пробормотала что-то нечленораздельное, отдалённо похожее на приветствие.

Становилось всё хуже.

Я будто растворялся.

По пути домой я мчал, как сумасшедший, подрезал, мешал проехать другим, давил по тормозам, когда казалось, что позади кто-то ехал слишком близко. Мне в ответ сигналили и показывали средние пальцы.

Вот, теперь, меня заметили, думал я. Теперь я не невидимый. Эти люди знали, что я живой.

Я подрезал чернокожую женщину на «Саабе», та показала мне средний палец.

Я обогнал какого-то засранца на «Фольксвагене», тот что-то мне прокричал и я улыбнулся.

По средам и субботам я начал покупать лотерейные билеты, в эти дни обычно проводились розыгрыши. Согласно статье в одной газете, шансов выиграть у меня не было ни единого. Вероятность того, что в меня попадет молния выше, чем вероятность выиграть в лотерею, но в ней я видел единственный выход из ловушки, в которой оказывался на работе. Каждый вечер в среду и субботу я садился перед телевизором и смотрел, как в стеклянную вазу вылетают белые шарики с цифрами. Я не просто надеялся на победу, я был в ней абсолютно уверен. Я начал придумывать в голове различные сценарии того, как распоряжусь внезапно свалившимся богатством. Во-первых, я кое-что устрою на работе. Я найму кого-нибудь, кто вывалит на стол Бэнкса тонну коровьего дерьма. Я найму бандита, который заставит Стюарта танцевать голым под «Whole Lotta Love» группы «Led Zeppelin». Я буду материться в систему общего оповещения компании, пока охрана не выкинет меня на улицу.