Невидимка с Фэрриерс-лейн - [13]

Он вытащил из кармана сюртука серебряную фляжку; прекрасная вещь сверкнула на свету.

Драммонд взглянул на нее, потом на Томаса в ожидании объяснений. Питт поставил фляжку на столешницу, обитую зеленой кожей.

– Медицинского заключения еще нет, конечно, но симптомы смерти настолько напоминают отравление опиумом, что не принимать во внимание такой вариант нельзя. Там был также судья Игнациус Ливси. Он сидел в соседней ложе и тоже пришел на помощь. В сущности, он первый понял, что, возможно, это отравление. Мистер Ливси видел, как Стаффорд пил из фляжки, поэтому вынул ее из его кармана и передал мне, чтобы провести экспертизу.

– Сэмюэл Стаффорд, – тихо проговорил Драммонд. – Он ведь из Апелляционного суда как будто… – Это не было вопросом, просто замечанием. – Бедняга! – Драммонд нахмурился. – Отравление? Опиумом? Не очень уж реалистичным это кажется.

Питт вздернул плечи, глаза его стали угрюмы.

– Да, на первый взгляд это так. Но я опросил нескольких человек относительно того, чем он занимался вчера днем, и выяснилось несколько интересных подробностей. Вы помните дело Блейна – Годмена, которое рассматривалось примерно пять лет назад?

– Блейна – Годмена?

Драммонд подошел поближе к столу. Лицо избороздили морщины от усилия вспомнить, но, очевидно, ничего не приходило ему на ум.

– Человека распяли на двери конюшни на Фэрриерс-лейн.

– О! – Шеф моргнул. – Да, конечно, помню. Странное и ужасающее убийство. Последовал такой взрыв возмущения… Одно из самых страшных убийств, которые совершались на моей памяти. – Он хмуро взглянул на Питта. – Но какое отношение может иметь смерть Стаффорда в театре прошлым вечером к убийству на Фэрриерс-лейн? Виновный же был повешен.

– Да, – сердито и в то же время с жалостью ответил Питт. Он ненавидел, когда вешали людей, что бы те ни совершили. Одно варварство усугубляется другим; а ведь суд человеческий так несовершенен, так легко ошибиться, так мало люди проникают в суть дела… – Стаффорд был одним из тех судей, кто отклонил апелляцию Годмена, – продолжил он, – и сестра, осужденного, актриса Тамар Маколи, с тех самых пор пытается добиться нового слушания. Она уверена, что ее брат невиновен.

– И это вполне естественно, – прервал его Драммонд, – людям очень трудно смириться с тем фактом, что их родственники, даже просто друзья, могут быть виновны в таких страшных злодеяниях. Но она была вчера на сцене, так что вряд ли могла подсыпать яд во фляжку судьи Стаффорда. А что в ней? Виски?

– Понятия не имею. – Томас взял фляжку, отвинтил пробку, поднес ее к носу и осторожно вдохнул. – Да, это виски. Разумеется, в момент его смерти она была на сцене, но раньше, в тот же день, приходила к нему домой. – Завинтив пробку, он поставил фляжку на стол.

– О! – Драммонд удивился и встревожился. Картина происшествия омрачалась. – Но зачем ей было убивать Стаффорда? Каким образом это могло способствовать посмертному оправданию ее брата? Или она утратила весь свой здравый смысл, а заодно и способность соображать?

Питт невольно улыбнулся.

– Понятия не имею. Я только рассказываю, что случилось вчера, и теперь отдаю вам фляжку, чтобы вы могли отправить ее тому, кто станет заниматься расследованием дела, если такой человек найдется.

– Мистер Сэмюэл Стаффорд, – улыбнулся Драммонд, и лицо, обычно серьезное и даже аскетическое, совершенно преобразилось от обаятельной улыбки. – Судья Апелляционного суда Ее Величества королевы. Очень, очень важная персона! Нет, этот случай достоин ваших талантов, Питт! Да, дело деликатное, преимущественно политическое и потребует очень тактичного расследования, если окажется, что это действительно убийство. Думаю, за него лучше приняться вам самому. Определенно так. Да. Передайте все, что есть у вас сейчас на руках, другим – и займитесь расследованием вчерашнего происшествия.

Драммонд взял со стола фляжку и отдал ее Томасу, взглянув на него одновременно насмешливо и поощрительно. Питт долго и пристально глядел на шефа, затем протянул руку к фляжке.

– И держите меня в курсе событий, – приказал Драммонд. – Если это убийство, действовать нужно очень быстро.

– Нам нужно действовать по справедливости и наверняка, – с жаром поправил его Питт, но, увидев тень озабоченности на лице шефа, широко улыбнулся. – Дипломатично.

– Идите уже, – буркнул Драммонд.

Внезапно он улыбнулся – не потому, что во всей этой ситуации было хоть что-то забавное. Но по совершенно непонятной причине Драммонд вдруг почувствовал, как на сердце потеплело, и он снова осознал, что людские странности: эксцентричность, неуправляемость и честность, способность смеяться и сожалеть, то есть истинно человеческие качества, – всё это бесконечно важнее, чем любая политическая целесообразность или, скажем, правила поведения в обществе. В его сознании вдруг непроизвольно всплыло лицо Элинор. Но теперь он не ощутил прежней острой боли. Черная безнадежность отступила.

Поначалу Питт удивился, что расследование поручили ему, но, подумав, решил, что удивляться тут нечему. Драммонд отлично понял Томаса, когда недавно тот отклонил предложение повысить его в должности. Питт не хотел сидеть за столом и указывать другим, что делать, когда сам он обладал большим опытом расследований и любил это дело; поэтому и отказался, хотя прибавка к жалованью была весьма существенной. А она пришлась бы крайне кстати… Томас согласился бы на новое назначение из-за Шарлотты, детей и того, как изменилась бы вся их жизнь, но именно жена воспротивилась тогда этому – она знала, как много значит для Питта работа детектива.