Невидимая сторона Луны - [83]

Взволнованный, я продолжал прислушиваться, однако двустворчатая дверь оставалась пустой и глухой. Только свеча продолжала гореть в стекле двери, и она мешала мне заснуть. Было ясно, что призраки забыли унести ее с собой. Я было хотел задуть ее, но понял, что таким манером у меня ничего не получится, и зажег ту свечу, что была у меня в комнате. В тот же миг свеча в стекле погасла, и больше ничего необычного в дверях с книгами не происходило ни тогда, ни в следующие вечера, за исключением того, что по углам комнаты шевелили ресницами своих ножек тараканы, похожие на черные глаза.

Однако, когда наступил четверг, все повторилось. Похоже, эта компания имела обыкновение собираться в стеклянных дверях на домино именно по четвергам. Снова я стоял, изумленный, посреди комнаты в ночной рубашке, снова наблюдал за партией в домино и снова подавал знаки незнакомой женщине. И на этот раз она никак не показывала, что замечает эти знаки, но сегодня она несомненно выигрывала. В середине партии на стол поставили вино на серебряном подносе, и я узнал тот самый поднос, на котором Пастрмац по субботам подавал мне завтрак и который сейчас висел на стене, здесь, в моей комнате. На их подносе стояло пять красных бокалов с золотым ободком. Они начали пить. Это разбудило во мне ту самую жажду, жажду, в которой скрывался голод. Тогда и я налил себе, но мое вино жажды не утоляло. Посмотрев на свой бокал, я увидел, что он тоже красный с золотым ободком, он был шестым.

«Они выпили мою жажду!» – подумал я и налил еще. Тут прямо у меня на глазах содержимое их бутылки стало расти, причем всякий раз ровно настолько, сколько я отпивал из своего бокала. И когда я выпил целый бокал, у них на столе через горлышко бутылки перелилось красное вино. Они повскакивали со своих мест и принялись обвинять друг друга, что, дескать, кто-то из них толкнул бутылку и вот она пролилась. И тут среди поднятого ими гама я ясно расслышал одно промелькнувшее имя. Мое собственное имя! Один из парней совершенно внятно произнес его. И опять они поспешно разошлись.

Я лег в кровать, но не мог заснуть от жажды. В полусне я чувствовал, что держу в правой руке что-то странное, причем никак не могу догадаться, что именно зажато у меня в кулаке. Тогда я поднял голову и посмотрел – в правой руке я держал собственную левую руку. Это навело меня на одну мысль: я вспомнил про те три тысячи динаров, которые женщина выиграла в эту ночь в домино, сунул ноги в тапки и спустился в лавку проверить кассу. В кассе не хватало ровно трех тысяч динаров.

«Так я и думал, – шептал я, поднимаясь к своей кровати и исполняясь решимости дождаться следующего четверга и пролить свет на все это дело. Так сказать, взыскать с них и за вино, и за деньги. – Если они собираются повернуть вспять Дунай, это их дело. Но со мной им не справиться, не выйдет…»

В тот день я поставил рядом с дверью стул, словно и сам собирался играть с ними, и, как только появились призраки, стал внимательно приглядываться к старику, который проигрывал. Впервые я как следует рассмотрел его. У него были седые волосы и испещренные морщинками веки, похожие на потрескавшуюся скорлупу ореха. Старичок этот принялся фитилить свой длинный ус и вдруг совершенно неожиданно дал женщине прикурить от него сигарету, и когда она затянулась, я увидел на ее руке кольцо из зеленого золота. На этот раз они ни во что не играли, домино на столе вообще не было, да и собрались они далеко не в полном составе.

– Ничего особенного, – сказала женщина, имея в виду качество табака.

– Так ведь и мы сами тоже – ничего особенного, – ответил старичок.

Тогда она протянула руку и взяла одну из книг, тех, что стояли между дверьми. Открыла, и мне показалось, что, когда она переворачивала страницы, донесся скрип, похожий на скрип двери.

* * *

В этот момент часы начали отбивать полночь. Это меня изумило, потому что здесь, в комнате, на моих часах только что было без пяти час. Однако теперь и на тех и на других часах стрелки совпали, и в стеклянной двери у них над столом часы начали бить, при этом, правда, мои, в комнате, оставались немыми. Это вселило в меня ужас, но тем не менее от своего намерения я отступать не хотел.

«Весь день я так плохо себя чувствую, словно меня выпили до дна, – подумал я, – должно быть, прошлой ночью меня терзали у кого-то во сне…»

С такими мыслями я открыл стеклянную дверь. На этот раз там не было и следа от полки с книгами. Более того, оказалось, что там простирается спальня, такая же, как и моя. Ночника нет, на столе лежит лишь та самая книга, свеча освещает только ее, остальная часть комнаты в темноте. Я подвинул подсвечник, чтобы осветить комнату, но моя рука передвинула только свечу – круг света остался там же, где и был, не переместившись ни на иголку. Тогда я повернулся к самому темному углу комнаты и, как только глаза привыкли к темноте, так же как привык к молчанию мой рот, обнаружил там такую же точно кровать, как и та, что стояла там, снаружи, в моей спальне. А в кровати женщину, ту самую, что в один вечер выигрывала в домино, а в другой читала книгу. Сейчас она спала, закусив зубами косу. Я подошел к ней, хотел разуться, но левая нога отекла, и я снял один только правый сапог и так, прямо во втором сапоге, лег рядом с ней. Она не проснулась, но приняла меня в полусне. Меня изумил и обжег в поцелуе жар ее раскаленных зубов, потом желание пересилило страх, и я прильнул к ее теплой груди и почувствовал, как стремительно утоляется моя жажда. И пока я лежал распластавшись по всему ее телу, мой левый сапог постепенно наполнялся чем-то теплым и липким. Чем больше и слаще тянул я из груди женщины, тем больше жидкости скапливалось в сапоге…