Невидимая Россия - [34]

— Я вообще никогда ни с кем в жизни не вел контрреволюционных разговоров потому, что я рабочий и сын рабочего, а не буржуй.

В следующий момент он понял по глазам следователя, что тот ничего не знает и брал только «на пушку». Неприятные зрачки подло забегали и, желая сбить Григория с уверенного тона, бледный молодой человек спросил максимально язвительным голосом:

— Но ведь вы сами говорите, что хорошо знакомы с Истоминым. Чем он вызвал в вас такой повышенный интерес?

— Только тем, что Истомин здоровый, крепкий парень и мог стать хорошим гимнастом.

— Странно… Истомин уже сознался, что принял и вас, и вашего брата в организацию. Ваш брат это подтверждает…

Всё врет! — окончательно успокоился Григорий. — Однако, чуть было не поймал…

Следователь, повидимому, не исчерпал возможностей вежливого разговора и поэтому продолжал в том же подчеркнуто предупредительном тоне, обращаясь на вы.

— Нам известно, что вы в дальнейшем работали по заданиям Истомина в спортивной среде. Мы понимаем, что вы введены в заблуждение, что вы были только исполнителем чужой воли. Чистосердечное признание может не только облегчить вашу участь, но…

Вся эта тирада окончательно поколебала авторитет следователя в глазах Григория. — Дурак! — думал он, — туда же суется допрашивать…

— Что же вы молчите?

— Только потому, что я не понимаю, о чем идет речь. Я не настолько знал Истомина, чтобы ручаться за его политическую благонадежность, но если он в чем-то сознался, то я к этому никакого отношения не имею.

Лицо следователя исказилось бешенством. Он вскочил, ударил кулаком по столу и заорал на весь кабинет:

— Так ты тоже такая же сволочь, как Истомин и Желтухин! Мы тебя заставим сознаться, всё равно нам всё известно!

Григорий взял со стола еще папиросу, закурил и сел, молча, спокойно поглядывая на вышедшего из себя противника. Это подействовало на следователя отрезвляюще. Он замолчал, сел опять за стол, взял новый лист бумаги и начал допрос заново с заполнения анкеты и расспроса о родных и знакомых Григория.

Несмотря на первую победу, нервы Григория были напряжены до крайности. Тошнотное чувство возобновилось с прежней силой. Каждый ответ приходилось взвешивать и обдумывать. Следователь прицеплялся к каждой мелочи и передергивал при записи каждый ответ. Трудно было сохранять непринужденно невинный тон. В перечислении знакомых Григорий всё время говорил только о тех, кого встречал в официальных местах — на службе, с кем был знаком по спорту. Об остальных связях, особенно неслужебных, он умалчивал совсем. Явно было, что следователь плохо осведомлен об его знакомствах и тем более надо было быть осторожным. Часы шли за часами. Когда Григорий думал, что допрос уже кончен и остается только подписать протокол, оказалось, что в протоколе записано совсем не то, что он говорил. Вместо заявления, что Григорий не участвовал ни в какой контрреволюционной организации и ничего не знал о существовании каких-либо группировок, было написано: «О моей работе в контрреволюционной организации, созданной Истоминым, показывать отказываюсь…» и так далее — все ответы были переделаны в том же стиле.

Григорий так обозлился, что силы вновь вернулись к нему. Он стукнул кулаком по столу и обругал следователя матерной руганью. Следователь еще более побледнел, глаза его совсем ввалились. Он вскочил и разыграл снова приступ бешенства и возмущения упорством Григория.

Не допрос, а чёртов водевиль! — подумал Григорий, вновь чувствуя приступ слабости.

— Вон! — закричал следователь и открыл дверь кабинета. Григорий вышел шатаясь. В коридоре появился солдат и велел ему стать к стене.

Это не конец, а только начало… ну ладно, у меня тоже упрямства хватит!

Окна коридора уже давно были темные, электрические лампочки неприятно резали утомленные глаза, ноги одеревенели и ныли. Время от времени двери кабинетов открывались и в них вводили или из них выводили арестованных.

Не будут же они меня вечно держать в коридоре — я могу слишком много увидеть. Вытерплю… вызовет — увидит, что со мной не так легко справиться!

Ненавистная дверь открылась. Бледный молодой человек вышел с портфелем в руках и, даже не удостоив Григория взглядом, скрылся в конце коридора. Настроение Григория упало.

Надо во что бы то ни стало вытерпеть — когда-нибудь это да кончится, в жизни всё имеет конец.

Первый раз мысль о неизбежности смерти не испугала Григория. Охранник давно сидел на стуле и, посматривая в окно, пускал клубы дыма. Хлопнула дверь. По коридору шел мент со связкой ключей в руках. Поровнявшись с Григорием, он что-то тихо сказал охранявшему Григория красноармейцу; тот кивнул головой:

— Следуйте за мной!

Григорий с трудом сделал первый шаг, ноги почти не слушались.

Куда? Внезапный ужас овладел всем его существом. Ужас этот заставил забыть про боль в ногах.

Двор выглядел таинственно и мрачно. Высокое здание посередине высилось, врезаясь в звездное небо прямыми, ровными стенами.

Эх, эти вечные мучения и вечное беспокойство! Никакого ада нет, как нет и рая. Смерть это полное уничтожение… Как хорошо ничего не чувствовать!

Тюремный коридор показался родным и знакомым.