Невесты песчаных прерий - [51]

Стоя у задка фургона Люси и Сары, Мем терла пальцами виски, стараясь унять головную боль, и прислушивалась к тихим стонам умирающей Люси, к невнятному бормотанию Сары, читавшей молитвы. Ночной ветерок разносил над лагерем взволнованные голоса мужчин и женщин.

Мем потерла глаза тыльной стороной руки и отошла от фургона. Она понимала, что ей едва ли этой ночью удастся заснуть. Но ей не хотелось присоединяться к женщинам, сидевшим у костра, и она направилась к тополиной рощице — к темным и серебристым теням, вырисовывавшимся в свете полумесяца.

— Разве можно уснуть, когда вокруг бродит толпа народу? — жаловалась Августа, выбираясь из своей палатки. Вытащив из-под шали свою толстую белую косу, она приблизилась к костру, чтобы согреться.

Кора внимательно смотрела в голландскую печь, поставленную на угли.

— Все подтвердилось. Люси Гастингс умирает от холеры, — сказала она дрожащим голосом.

— Что, черт побери, ты здесь делаешь?

— Я жарю кукурузные лепешки. И Уинни тоже. Хильда дала немного масла, а Тия — пчелиный мед в сотах. — Кора передвинула крышку духовки и откинула со лба кудрявую прядь темных волос. — Будет долгая ночь. Все проголодаются.

Августа скрестила на груди руки. Она подумала о том, что Кора Троп слишком уж по-хозяйски распоряжается ее провизией. Если бы Августа не нашла золото Иглстонов, она была бы вне себя при одной мысли о том, что ей придется кормить весь лагерь. Но она нашла деньги Иглстонов. Теперь это были ее деньги. «Временно», — тотчас вспомнила Августа. По крайней мере до тех пор, пока она не удостоверится, что Иглстоны не оставили законных наследников.

После того как Августа увидела записку, оставленную у Чимней-Рок, она постоянно думала об Иглстонах и их возможных наследниках. В записке не говорилось: жду сообщений о моих родителях или о дяде и тете. Записка вопрошала об Иглстонах, как будто спрашивали о друзьях или случайных знакомых. Августа склонялась к мысли, что, по всей видимости, у Иглстонов не было наследников.

— Ты хотя бы спросила у меня разрешения, прежде чем раздавать мои припасы, — сказала она нахмурившись. Кора слишком много на себя стала брать в последнее время, забывала, кто кого нанял.

Через неделю караван прибудет в форт Ларами, и Августа раздумывала: не оставить ли Кору в форте, не нанять ли другую служанку? Окончательное решение, конечно, будет зависеть от возможности такой замены. Глядя на пламя костра, бросающее отблески на угрюмое лицо Коры, Августа внезапно решила, что непременно наймет другую служанку. Даже если новая девушка окажется такой же угрюмой, как Кора, все равно это будет не Кора. Новая служанка не посмеет смотреть на Августу так, словно старается заметить признаки стыда или вины на лице своей хозяйки.

Поправив шаль на плечах, Августа присела на складной стул и протянула руки к огню. От запаха кукурузных лепешек рот ее наполнился слюной.

— Ты не слыхала, остальным-то не грозит опасность? — Именно это опасение не давало ей заснуть. Августа считала, что женщины, которые ухаживали за Люси, сошли с ума. Подвергать себя такому риску! Если холера распространится в караване, это будет их вина. Но для тех, кто заболеет и умрет, это слабое утешение.

— Я слышала разговор мистера Сноу с мистером Коутом, — ответила Кора. — Как я поняла, Люси напилась плохой воды. Вот почему она заразилась. Во всяком случае, мистер Коут обходил всех и спрашивал, не черпали ли мы воду из лужи около какого-то старого лагеря, знаете, там, где мы останавливались прошлым вечером. Он думает, что Люси попила воды из той лужи либо прошлым вечером, либо сегодня утром. Августа замерла. Брови ее поползли вверх.

— Меня он не спрашивал!

— Я ответила за вас. Я знаю, что вы никогда не пьете воду из лужи. Кто угодно, только не вы.

— Ну, ты права. Но я могла бы… Ему следовало бы спросить непосредственно меня.

— Может быть, мистер Коут не любит, когда его оскорбляют. — Пламя костра отражалось, словно огненные точечки, в темных глазах Коры. Она криво усмехнулась. — Конечно, я понимаю, что к чему. Разве вы признаете, что неравнодушны к этому мужчине?

Августа вскочила на ноги, в ярости сжав кулаки.

— Как… как ты смеешь?! Как… — Августа задохнулась от гнева. Она стояла так близко к костру, что ее подол лишь чудом не загорелся. — Я больше не стану терпеть оскорбления! Когда мы приедем в форт Ларами, я высажу тебя. Я собиралась дать тебе денег, чтобы ты смогла добраться до дома, но твой поганый язык заставил меня изменить решение. Мне все равно, умрешь ты с голоду на улице или будешь продавать себя солдатам! Ты заслужила все, что с тобой произойдет!

Она видела, как ухмылка исчезла с лица Коры. Та медленно поднялась на ноги. Августа же была в такой ярости, что хотела ударить девчонку, надавать ей пощечин. Но она дала себе слово не проявлять эмоций, недостойных Бондов, и твердо решила сдержать это обещание. Повернувшись на каблуках, Августа пошла прочь от костра, прочь от лагеря и от соблазна ударить Кору. Она не останавливалась, пока не дошла до ряда высоких тополей. Глянув через плечо и удостоверившись, что огни лагеря все еще видны и ей не грозит опасность заблудиться, Августа приподняла юбки и взобралась на небольшой холмик. С самой высокой точки она видела широкие просторы Платт, текущей через залитые звездным светом равнины, словно широкая серебряная лента. И, как многое другое, вид реки был обманчив. На дне неглубокой, даже мелкой Платт таились зыбучие пески. К тому же воды этой реки были непригодны для питья: грунты Платт содержали слишком много щелочи, что грозило отравлением и людям, и животным. Прислонившись к стволу дерева, Августа смотрела на лениво текущую воду; ей вдруг пришло в голову, что она, эта река, такая же, как Кора, — предательская, с грязными помыслами и ядовитая.