Невесты песчаных прерий - [38]

Уинни смотрела, как трепещет под сильными порывами ветра полотняный навес. Пыль и песок, проникавшие сквозь щели и трещинки, засыпали ее одеяло и подушку. Губы Уинни были очерчены полоской грязи.

— Я знаю, мы едем в Орегон. Мне сказала Хильда. — В глазах ее блеснули слезы. — Билли Моррис не ждет меня там.

Опустив голову, Перрин погладила ее руку, испещренную синими прожилками. Запястье Уинни было таким тоненьким, таким болезненно хрупким.

— Мне очень жаль.

— Странно… — Уинни продолжала смотреть на полотно, хлопающее у них над головами. Одинокая слезинка повисла у нее на ресницах, потом скатилась по щеке. — Я не могу вспомнить лицо Билли. И его голос. Я думала, что никогда не смогу забыть, как он держал сигару. — Она перевела взгляд на Перрин. — Я потеряла три года жизни, горюя о мужчине, который причинил мне зло и чье лицо я не могу вспомнить. — Ее тихий смех был хриплым и закончился приступом кашля. — Угадайте, что я помню?

Перрин вдруг поняла, что слезы Уинни — это не слезы печали, а слезы гнева. И у нее словно камень с души свалился. Теперь она знала: Уинни непременно поправится.

— Я помню, что он издавал отвратительные звуки, когда ел. А иногда в уголках его рта пенилась слюна, когда он говорил. Однажды он сказал мне, что жены, как дети, нужны для того, чтобы на них смотреть, но не слушать. Вот о чем я все время думаю. — Она сжала зубы, и глаза ее сузились. — Мне нужно было бы радоваться, когда он сбежал с Эмми Грин. Мне нужно было бы танцевать на улице и праздновать, что я освободилась от него. Вместо этого я пристрастилась к наркотикам… Почему я была такой дурой?

— О, Уинни, — тихо сказала Перрин. Она сунула в ладошку Уинни носовой платок и подождала, пока та высморкается. — Важно, что теперь ты все понимаешь.

— Я знаю, скоро придет Люси. Но прежде чем вы уйдете, я хочу вам кое-что сказать. — Ее пальцы сжали кисти Перрин, глаза потемнели. — Мем и Хильда сказали мне, что вы спасли меня от возвращения в Чейзити. Я благодарю вас от всей души за то, что вы спасли мне жизнь. Я умерла бы, если бы меня вернули в Чейзити, где все напоминало мне о Билли. Если я могу хоть что-нибудь сделать, чтобы отблагодарить вас, только попросите.

— Уинни… ты знаешь, что я… Я хочу сказать, ходят сплетни, что… — Перрин не могла заставить себя произнести это слово.

Слабый румянец окрасил бледную шею и щеки Уинни.

— Я знаю одно: вы — добрая. Знаю, что вам пришлось бороться, чтобы дать мне еще один шанс, когда другие умывали руки. Билли и я… мы… — Ее шепот оборвался. — Мы с вами такие разные.

— Дорогая Уинни, — прошептала Перрин; слезы блестели в ее глазах. Билли Моррис — еще один мужчина, который брал и использовал, черт бы его побрал! Ей еще не приходилось встречать других — Все прошло, и лучше забыть Билли. Удивительная жизнь ждет тебя в Орегоне.

Но так ли это? Вместо Билли Уинни проведет всю оставшуюся жизнь с мужчиной, с которым она ни разу до того не встречалась. Возможно, он будет издавать такие же отвратительные звуки, принимая пищу, а может, будет давать волю кулакам. Может, его язык будет острым как бритва, предназначенная отрезать по маленькому кусочку от жизни Уинни.

Перрин вздохнула и попыталась изменить направление своих мыслей. Возможно, Уинни повезет, и она выйдет замуж за хорошего человека. Она заглянула в усталое лицо девушки, надеясь, что ей повезет. Для себя же она не ожидала ничего хорошего.

— Чем могу я отплатить вам за все, что вы для меня сделали?

Перрин погладила ее руку.

— Самое большее, чем ты можешь отплатить всем нам, это восстановить силы и выздороветь. — Непременно, — пылко заверила ее Уинни. Ее ясный взгляд подтверждал, что она готова сдержать свое слово. — В Орегоне меня ждет новая жизнь. Я никогда не вернусь в Чейзити.

Тут пришла Люси Гастингс; она принесла свежий хлеб и большую жестяную кружку питательного супа, который сварила Сара. С удовольствием понаблюдав, с каким аппетитом Уинни поглощает суп, Перрин выбралась из фургона. Ее туфли утонули в рыхлом песке. Она отвернулась от ветра, сметающего все на своем пути.

«Может быть, сейчас настал удобный момент, чтобы пойти к Августе и покончить со всем этим?» — размышляла Перрин. Два дня она ждала, что Августа сама придет с извинениями. Но ей следовало бы знать, что подобного не произойдет. Августа Бойд никогда ни перед кем не извиняется.

Если им нужно прийти к согласию, она сама должна сделать первый шаг, а если кому-то из них придется пойти на уступки, то опять же ей, Перрин. Она решила, что сделает все необходимое, чтобы Коуди не выгнал ее из каравана.

С мрачным выражением лица Перрин повернулась навстречу завывающему ветру и побрела к фургону Августы. С каждым шагом ее решимость возрастала. ***

Песок задувало в свиное сало, в тесто для хлеба. От него краснели глаза, он проникал во все складки одежды. Песок был у Августы в волосах, под ногтями, в кружке с чаем и в постельном белье. Этот гнусный песок натирал докрасна кожу, и все тело у нее чесалось.

Августа считала, что нет ничего унизительнее, чем просить остальных женщин встать в кружок и загородить ее юбками, пока она будет удовлетворять естественные потребности. Кроме того, она ненавидела вездесущий песок, который оказывался повсюду. Но когда Августа увидела Перрин, которая шла против ветра, наклонив голову, она вспомнила, что ненавидит Перрин Уэйверли, пожалуй, еще больше, чем что-либо другое, в том числе и песок.