Невеста рока. Книга 2 - [8]

— Почему вы не кричите, дорогая моя? — ласково спросил ее старик. — Покричите. Это чрезвычайно облегчит ваши страдания.

Она открыла огромные глаза, покрасневшие от невыносимых мук. Пот выступил на ее висках. И она ответила:

— Я не хочу, чтобы его светлость услышал мои крики. Боль, конечно, ужасная, но ее нельзя сравнить с теми муками, которые мне пришлось претерпеть за последнее время.

И эти тихие слова, обращенные лишь к нему одному, заставили доктора в ужасе замолчать. Он понял, что Сен-Шевиот просто дьявол. Но старик ничего не мог сделать, чтобы успокоить Флер.

— Его светлость так обрадуется, когда вы родите ему сына, — с надеждой в голосе произнес он.

Она не отвечала. Она молча переносила родовые схватки.

Но это было лишь начало. Ночь сменилась рассветом, а роды все продолжались.

Сен-Шевиот неоднократно подходил к будуару жены, стучал в дверь и спрашивал о новостях. Когда Флер слышала его голос, она вздрагивала и умоляла повитух ни за что на свете не впускать его.

В три часа в замке воцарилась тишина, хотя мало кто из обитателей Кадлингтона спал. Ребенок еще не появился на свет. Доктор Босс был встревожен не на шутку. Ее светлость была крайне измождена, пульс еле прощупывался. Казалось, ребенок никогда не родится, несмотря на все неимоверные усилия женщины произвести его на свет.

Наконец будущую мать постигли такие невыносимые страдания, что она взмолилась о смерти.

Она умоляла старого доктора дать ей хлороформ.

— Я больше не могу терпеть, — едва дыша, прошептала она.

Он отрицательно покачал головой и, что-то пробормотав себе под нос, снова пощупал ее пульс. Ему очень хотелось дать миледи наркотик, чтобы облегчить ее страдания, но он не осмеливался сделать это из-за опасения навредить ребенку. К тому же барон пребывал в таком нервном и злобном настроении, что старик боялся и за свою собственную жизнь. Он не сомневался, что его светлость совершит что-нибудь крайне жестокое, если роды пройдут плохо.

Дензил в расстегнутом камзоле, в залитой вином сорочке и с красными, дикими глазами вышагивал по вестибюлю взад и вперед.

За ним семенила Альфа. Один раз в ярости он что есть силы пнул ее сапогом, и собака, поджав хвост, покорно ретировалась.

Воспламененному вином барону пришла в голову одна из очередных бредовых идей. Он послал слугу в башню.

— Приведи ко мне Марша. И передай, чтобы он явился немедленно, — приказал он.

Глава 17

Певерил предстал перед Сен-Шевиотом, чувствуя себя скованно и беспокойно. Барон предложил ему вина.

— Вышейте со мной, вы, хилый молодой болван, — рявкнул Сен-Шевиот, пристально глядя на юношу ястребиным взором. — Художник вы или нет, но вы ведь мужчина, не так ли?

— Разве для того, чтобы быть мужчиной, обязательно надо пить? — спокойно осведомился юноша.

— Да, да, и напиваться тоже, — ответил Дензил и с пошлой ухмылкой добавил: — И таскать к себе в постель смазливых бабенок!

Певерил ничего не сказал. Он стоял молча, чувствуя глубокое омерзение к этому человеку, ведущему себя как животное. Как он может вести себя подобным образом в то время, когда нежное, святое существо борется там, наверху, за свою жизнь и жизнь его ребенка? Юноша бросил обеспокоенный взгляд на музыкальную галерею наверху, за которой находились покои ее светлости. Дензил проследил за взглядом его светлых глаз и снова грубо рассмеялся.

— Что, тоже ждете известий? А? Но пока ничего не происходит, так что можете сесть и выпить, а я поучу вас играть в карты. По словам Босса, может пройти много часов, прежде чем ребенок родится.

— Мне очень жаль, что ожидание столь затянулось, — тихо произнес Певерил срывающимся голосом. Сколько же еще придется страдать Флер, подумал он при этом.

— Сядьте лучше и не раздражайте меня, — прогремел Дензил и швырнул на стол, рядом с которым они стояли, колоду карт. — Давайте, тасуйте… посмотрим, повезет или не повезет?

Певерил покрылся потом. Ему ужасно хотелось избежать общения с бароном один на один.

Сен-Шевиот потребовал от юноши, чтобы тот вытянул карту. Он не успокоится, сказал он, пока Марш не выпьет с ним вина. Художник вытянул карту. Потом еще. Поначалу юноша выигрывал у Сен-Шевиота. Наконец, когда у него оказался червовый туз против короля барона, тот швырнул колоду на пол и презрительно рассмеялся.

— Вот это да! Значит, счастье новичка? А вы должны начать играть, мой юный друг! Похоже, вам везет.

— Я не вижу счастья в добывании денег таким образом, — спокойно ответил Певерил.

— Вот еще! Эх вы, художники, с вашими слюнявыми представлениями о жизни! Что тогда для вас считается удачей и счастьем?

— Написать шедевр.

— Это я уже слышал. Но вы ведь уже написали немало шедевров, не так ли, мой юный гений?

— В жизни художника может быть только один шедевр.

— Значит, им будет портрет моего сына. Да, я решил, как только он сделает свой первый вдох, вы напишете портрет нового Сен-Шевиота, — объявил лорд. Он был без камзола, и почти вся его дорогая батистовая рубашка с отложным гофрированным воротником была залита вином.

Певерил молчал. Он чувствовал себя больным и растерянным. Он поймал себя на мысли, что меньше всего ему хотелось бы увидеть новорожденного, несмотря даже на то, что он был частично