Невеста певчего смерти - [28]

– Наш повелитель прислал вам подарок!

Радоваться таким подаркам у принцессы не получалось – точно такие же ворохи одежды несли в покои и других жен и наложниц. Наложницы пристально следили за изменениями имперской моды: модные каталоги из империи поступали в гарем регулярно в пугавших евнухов количествах.

Особым шиком считалось так подобрать одеяние, чтобы оно сочеталось с муслиновым энтари, которое надевал Раманга в этот день. Так, если утром Рамангу видели в голубом, то, предвкушая его появление, все обитатели гарема к полночному обеду уже одевались в голубое.

Но как только обитательницы гарема выходили за его пределы, всё менялось. Надевались фередже с прорезями для глаз, покрывались голова, лицо и шея. Нигде больше они не скрывали лиц так тщательно. Садились в карету, решётки которой были столь тонки, что позволяли видеть всё, что было освещено факелами. В сопровождении евнухов или рабынь «ярчайшие звезды, сияющие в небе» могли проехать по темным улицам, посмотреть на лавки, освещенные чадящими масленными лампами, рассмотреть проходящих по улице людей. Город старался жить в соответствии с прихотями наместника.

Не так уж редко случалось, что разносимые сплетни оказывались правдой – не все выдерживали подобный режим.

Например, кто-нибудь из наложниц, переодевшись, бежали через термы, пока сопровождавшие их евнухи ждали у дверей. Покрывала и одинаковые одежды предоставляли немалые свободы. Мужчины же переодевались в платья наложниц, чтобы проникнуть в гарем. Не просто так история, рассказанная Надри, никого не удивила.

Большинство мужчин из народа Раманги не скрывали своей неприязни к адюльтеру: они считали оскорблением для себя любить того, кто принадлежал не им.

Одеваться дорого и с шиком они тоже любили. Костюм дополняли различные дорогие украшения: веера, тросточки, заколки, зеркальца.

Главным, а по большей части и единственным посетителем гарема был сам Раманга.

Приход его сопровождался целой церемонией – как, впрочем, и редкие визиты дорогих родственников.

Раманга никогда не питался в присутствии своих супруг. Все, что он позволял себе в серале, было с надменным видом крутить мундштук кальяна, выпить чай или кофе и брать с тарелок сладости.

По старой традиции о своём посещении он сообщал заранее. Однако, если замечал, что у входа была оставлена чужая обувь, мог и отменить визит – это значило, что супруги принимали свою родню, которая могла задержаться на пару-тройку дней, а встречаться с ними Раманга не хотел.

Дом его делился на две половины – мужскую и женскую.

И ничего общего между ними не было – ни помещений, ни каких-либо вещей, ни расписания приемов, даже носилки или кареты были свои у обеих половин.

Элиана с неудовольствием замечала, что средства расходуются без всякого ограничения. Если сам Раманга стремился поразить всех своими тратами и не щадил денег на удовольствия, то в этом супруги никак не уступали ему. Всеми силами, отданными на борьбу показать превосходство в роскоши, в богатстве и пышности, гарем стремился быть достойным своего господина.

Все капризы супруг и избранных наложниц, что бы они ни пожелали, выполнялись. Как ни странно, но в этом деле существовала даже взаимопомощь – совместными усилиями выклянчивались у Раманги наиболее дорогие подарки. Украшенные драгоценностями, в окружении своих рабынь, одетых практически так же богато, как и их хозяйки, супруги Раманги курсировали по узким аллеям парка, усыпанного цветами, всем своим видом доказывая окружающим, что наместник дорожит ими.

Комнаты их не прекращали декорироваться все новыми и новыми вазами, диванами, занавесями в стремлении поразить соперниц и подчеркнуть свое место при наместнике.

Когда же их ссоры и старания выделиться переходили все границы, Раманге время от времени приходилось брать на себя роль миротворца между воюющими членами «семьи» гарема. Правда, участие это преследовало две задачи: спокойно посещать гарем и пользоваться теми радостями, что он предоставлял, и при этом не давать затухнуть сиянию сераля. Если ему удавалось достичь подобного равновесия, то на всё прочее – тянущих что плохо лежит служанок, выходки и излишние украшения супруг – он закрывал глаза.

В пределах гарема его заботили лишь развлечения, и потому дела беспокойного «сада прекрасных цветов» полностью ложились на плечи Рековин и главного евнуха. Все ночи сам Раманга занимался делами, где решал с приближёнными политические и военные вопросы, либо ездил с визитами к своим сторонникам. Раманга не любил политических интриг и потому считал необходимым заблаговременно их прекращать.

К утру, около трех или четырех часов, он в окружении свиты с соблюдением всех церемоний въезжал во дворец.

У самого входа в селамлик Раманга разворачивался к дверям в гарем – не хотел терять времени. Дежурный евнух открывал их с глубокими поклонами и провожал Рамангу в «обитель чарующих удовольствий».

В приёмной его ждала та из супруг, которой сегодня принадлежало великое право ввести наместника во внутренние помещения.

Этот утопающий в страстях и роскоши фонтан жизни приносил немало к разнообразию увлечений наместника, но управляющие постоянно были начеку, чтобы уловить вовремя назревающие проблемы и руководить этим вечно жужжащим ульем. К тому же всегда нужно было находиться в готовности к изменениям запросов: желания и прихоти в постельных делах Раманги предугадать никто не мог.