Невеста для капитана - [48]

— Ах, вот оно что.

— Вот именно. Меня самого это смущает. — Иван сбросил скорость на въезде в еще один городок, состоявший из маленьких ухоженных домиков с чистенькими лужайками. На северной его окраине они свернули на стоянку рядом с массивным зданием красного крипича, которое напоминало шерстепрядильную фабрику в Камдене.

— Что это?

Иван вздохнул и поерзал на сиденье.

— Это… — он перевел дыхание. — Это кожевенное производство Расмусенов. Когда я унаследовал Хабен, мне в придачу досталось и оно. — Он почесал пальцем кончик носа. — Это обувная фабрика.

— Не слышно радости в твоем голосе.

— Я ненавижу ее. Сколько себя помню, я всегда ее ненавидел. Я даже туфли носить не любил.

Стефани усмехнулась, представив Ивана Расмусена обувным бароном, настолько этот образ был нелеп. По тому, как сорвался голос Ивана, когда он выражал отвращение к этой части своего наследства, было понятно, что он тоже чувствует смехотворность такого словосочетания.

— Не смешно, — сказал он, улыбаясь. — Я чувствую себя в дурацком положении. Можешь ты представить меня управляющим обувной фабрики?

— Нет.

— Мой прапрадед начал свой кожевенный бизнес, когда шкур в округе было навалом. Постепенно дело выросло до обширного обувного производства, К сожалению, и ты сама могла в этом убедиться по дороге: фабрика — единственное предприятие на многие мили вокруг. Люди, живущие здесь, работали на ней из поколения в поколение. Без кожевенного производства Расмусенов город умрет. Это нужно понимать.

Он вышел из машины и открыл дверцу Стефани.

— Мы пройдем к дому Теда. Он немного дальше по улице. Тед работает на фабрике мастером. Когда я был ребенком, отец часто брал меня с собой, чтобы я посмотрел, как делают обувь. Я ненавидел фабрику, но я любил Теда. Он умел здорово бросать камушки, так что они перепрыгивали до другого берега реки, той, что течет позади фабрики. И еще он плевал дальше всех в мире.

— И он умел делать взрывпакеты.

— Ага, он был большой специалист в этом деле. Черт бы их побрал. — Иван подобрал камень и швырнул его в сердцах в кусты. — Когда отец умер, я изучил бумаги этой несчастной старой фабрики и понял, что ей скоро конец. Я очень любил своего отца. Он был добрым и неглупым человеком, но он не был создан для бизнеса. В течение пятидесяти лет здесь ничего не менялось. Фабрика была в таком плачевном состоянии, что я не смог найти никого, кто дал бы денег на ее модернизацию. Поиски спонсоров оказались безрезультатными, и тогда мне пришлось…

Стефани остановилась и посмотрела ему в глаза.

— Боже, и тогда ты продал Хабен, чтобы спасти фабрику, ведь так?

— Все эти люди остались бы без работы. Я не мог так с ними поступить. — Он обнял ее за талию, и они пошли дальше. — Когда я сделал самые необходимые изменения, мне, наконец, удалось убедить банк ссудить деньги на остальное. Я сменил профиль производства. Мы вернулись к ручному изготовлению высококачественной обуви. Всего несколько моделей: сабо и классические типа Веллингтон. Нужно время, чтобы вновь встать на ноги, но думаю, если качество будет неизменно высоким, постепенно фабрика начнет давать доход. Я надеюсь, что вскоре мое вмешательство станет уже ненужным, и дело опять пойдет само собой.

Стефани почувствовала, как у нее перехватило дыхание от любви и уважения к этому красивому мужчине, идущему с ней рядом. Она гордилась им. Гордилась быть его любовницей и другом. А женой? Как насчет жены? Она поежилась и тяжело вздохнула. Стефани Расмусен. Ну и ну!

Иван остановился перед свежевыкрашенным белым домиком, похожим на любой другой здесь, и указал на коричневый пикап, стоявший на подъездной дорожке.

— Узнаешь?

Негостеприимно хлопнула и закрылась дверь в кухню. Залаяла и кинулась к ним собака, но, не осмелившись приблизиться, притормозила и вернулась обратно во двор. За громким лаем слышались звуки человеческих голосов. Стефани и Иван обменялись настороженными взглядами.

— Я узнаю этот голос, — сказала Стефани.

— Думаю, мы сорвали джекпот.

Никто не заметил, как они обошли дом и подошли к нему с другой стороны. Все были слишком поглощены своим занятием. Мелоди и Люси держали на весу черный пластиковый мешок для трупов, наполовину засунутый в маленькое окошко подвального помещения.

— Ничего не выйдет, — сказала Люси. — Надо было тащить его по лестнице, как я и говорила.

Мелоди уперлась каблуками в землю и тянула его изо всех сил.

— Он казался мне меньше, ведь мы всегда легко выкидывали его в окно.

— Да, но то были большие окна, — заметил Иван.

Обе женщины неожиданно вскрикнули и отпустили мешок. Он вдруг сам вывалился наружу и шлепнулся с неприятным звуком. Из подвала донесся еще один хорошо знакомый голос. Иван в удивлении поднял брови.

— Эйс?

— Я его вроде как усыновила, — пояснила Мелоди. — Отец дал ему работу на фабрике.

Только сейчас в голове Ивана ситуация начала более или менее проясняться.

— Господи, да ты же дочь Теда. Та худенькая девчушка, что уехала учиться в Джиярд.

— Когда я закончила колледж, то поехала с нашим ансамблем в турне, но вскоре поняла, что такая жизнь не по мне, и вернулась домой. Благодаря вам у меня был дом, в который можно было бы вернуться.