Невеста - [8]

Но было уже поздно. Выбежав на улицу, Валя увидела, как отъезжает покрытая черной, местами облупившейся краской тяжелая тюремная машина. Валя хотела догнать ее, остановить. Не может быть, чтобы ей не разрешили сказать Володе несколько слов, ну хоть одно слово. Но машина все ускоряла ход. Черное решетчатое окошко в ее задней двери уже казалось сплошным темным пятном. Наконец она завернула за угол и исчезла.

Куда они повезли Володю? В милицию? В тюрьму? Она сейчас же пойдет туда. Ей разрешат увидеться с Володей, поговорить с ним. Ведь он же не государственный преступник, не бандит, не вор! Они не могут запретить ей увидеть его. Но где же эта тюрьма? Вернуться в суд, спросить? Но у кого?..

Валя беспомощно огляделась. По противоположной стороне улицы медленно прохаживался милиционер. Она подбежала к нему и срывающимся голосом крикнула:

— Скажите… как попасть в тюрьму?

— Че-го?! — удивленно протянул милиционер.

— Нет, нет… Я не так выразилась, — волнуясь и не находя нужных слов, сказала Валя. — Просто я хочу повидать человека…

— Какого человека? — все так же удивленно переспросил милиционер.

— Ну… человека! — беспомощно повторила Валя. — Его только что повезли в тюремной машине. Может быть, вы видели?..

— Хулиганство? — осведомился милиционер.

— Что вы! Он очень хороший человек.

— Хороших людей в таких машинах не возят, — назидательно сказал милиционер.

— Ах, вы не знаете, вы же ничего не знаете! — с отчаянием воскликнула Валя. — Я хотела спросить, как получить пропуск в тюрьму. Думала, вы объясните…

— Да куда его повезли-то? И откуда? Из суда, что ли? — теперь уже деловито спросил милиционер. — И кто он вам? Отец, муж, брат?

— Муж! — с вызовом крикнула Валя и пошла по улице, ничего не видя перед собой.

«Что же делать, что делать? — мысленно спрашивала себя Валя. — Вот я иду, сама не зная куда, а его везут в черной тюремной машине. Потом его отправят далеко, наверное, за сотни, за тысячи километров отсюда…»

Ей показалось, будто и ее везут в этой страшной машине. Как Володя сможет жить вдали от всего, что его окружало? Не иметь права пройти по улице, остановиться у киоска с газированной водой, сесть на скамью в сквере, задержаться у витрины магазина, пойти в кино, в библиотеку, договориться о вечернем свидании… Не иметь права учиться или делать ту работу, которую любишь… Вот на что они обрекли Володю! Два года!.. Что это значит? Тюремная камера-одиночка? Нет, судья сказал: колония. Как там живут? Ведь у нас нет теперь таких страшных лагерей, какие описал Солженицын. И все-таки: заключение, колония! А она здесь, на свободе, и ничем не может ему помочь. Как же она будет жить дальше? Как придет домой, как ляжет спать, как проснется, зная, что Володя в тюремной камере и что ни днем, ни вечером, ни сегодня, ни завтра она не увидит его? Что же делать, что делать?!

Валя вздрогнула, почувствовав, что кто-то прикоснулся к ее плечу. Она обернулась, не замедляя шага, и увидела невысокого лысого старика в очках. Он тяжело дышал, видимо, от быстрой ходьбы. Валя где-то видела его. Но где? Ах, это же один из народных заседателей, тот, что сидел справа от судьи.

— Да остановитесь же наконец! — с трудом сказал старик. Его все еще мучила одышка. — Я хочу кое-что у вас спросить.

— Поздно! — с горечью ответила Валя, не останавливаясь. — Вы уже свое дело сделали.

— А я вам говорю, подождите! — настойчиво раздалось за ее спиной. — И не бегите так. Мне уже не двадцать лет.

Невольно подчиняясь этой настойчивой интонации, Валя замедлила шаг.

Она негодовала на себя. Какой у нее может быть разговор с одним из тех, кто осудил Володю?

— Что вам от меня нужно? — неприязненно спросила Валя.

— Прежде всего мне нужно, чтобы вы остановились. Может быть, присядем? Вон там хотя бы.

Старик показал рукой в сторону небольшого сквера и добавил:

— Моя фамилия Митрохин. Я был народным заседателем по делу… Ну, да вы сами знаете. Пойдемте.

Он мягко подтолкнул Валю в сторону сквера.

Хорошо. Она пойдет с ним. Сядет на скамейку и выскажет все, что думает об этом жестоком, несправедливом приговоре…

Они молча шли по узкой аллейке сквера. Песок, смешанный с галькой, поскрипывал под ногами. На одной из скамеек сидел долговязый парень в ковбойке с засученными рукавами и что-то наигрывал на гитаре. Валя не слышала ничего — ни скрипа песка, ни звуков гитары.

«Ну, начинайте же, спрашивайте, задавайте свои вопросы. Я отвечу вам. Я все скажу, все, что думаю, ничего не побоюсь!..»

— Вот здесь и присядем, — сказал Митрохин, кивая в сторону свободной скамейки.

Они сели. Митрохин снял очки, не спеша протер их большим пестрым платком, снова водрузил на место и, чуть сощурившись, с явной иронией спросил:

— Вы знаете разницу между судебным заседанием и… ну, скажем, школьным собранием?

— При чем тут школьное собрание? — Валя сделала движение, чтобы встать.

— Нет-нет, пожалуйста, не уходите! — поспешно воскликнул Митрохин. — Я просто хотел сказать, что суд — учреждение серьезное и кричать там нельзя.

— А осуждать невиновных можно?! — возмущенно сказала Валя.

— Ах, какие страсти-мордасти! — покачал головой Митрохин. — Конечно, под суд только невиновные и попадают. Но, между прочим, я и собирался вас спросить: почему вы считаете, что приговор несправедлив?