Невеста была в красном - [7]

— Да, необыкновенно романтично, — заметил Ланг. — Пока, разумеется, они не были сброшены с небес на землю. Ему пришлось искать работу, а у нее на руках оказался плачущий младенец.

— По словам моей матери, я постоянно орала без всякой видимой причины.

— Дети очень многое чувствуют. Возможно, ты ощущала ее недовольство по поводу того, что она вынуждена нянчиться с тобой, не имея возможности наслаждаться жизнью. А твой отец, скорее всего, винил твою мать в загубленной карьере, так как, я уверен, в колледж он так и не поступил.

Оливия уставилась на Ланга, пораженная его интуицией.

— Так все и было. По крайней мере, Нора в этом не сомневается. Я, естественно, ничего не помню, за исключением того, что они много и часто друг на друга кричали. Но это были еще цветочки, так как позже оба стали гулять на стороне. В итоге все закончилось разводом, а я обнаружила, что у меня нет дома. Я жила то у матери, то у отца, но всегда чувствовала себя гостьей. Когда у них появлялись новые пассии, я переезжала к Норе. Когда очередной роман матери заканчивался, она рыдала у меня на плече.

— То есть ты на время менялась с ней местами.

— Да, наверное. Тогда я и решила, что, поскольку романы причиняют сердечную боль, лучше ни с кем не встречаться.

— Неужели все было так плохо? Может, среди твоих родственников был кто-то, способный объяснить тебе, какой бывает истинная любовь? Например, ты часто упоминала Нору.

— О, она полная им противоположность. Ее жених умер совсем молодым, и после этого она так и не вышла замуж. Тетя говорила мне, что вполне счастлива. По ее мнению, если ты по-настоящему кого-то любил, ты не в силах найти замену этому человеку. Она утверждает, что, не выйдя замуж, как бы продолжает оставаться с любимым.

— И ты этого не одобряешь? — слегка нахмурился Ланг.

— Нет, почему же. На словах все прекрасно. Но суть в том, что с тех пор Нора одинока.

— Однако она довольна своей жизнью. Что, если именно в одиночестве и преданности своему возлюбленному она черпает силы?

— Конечно, ты прав, но… — Оливия вздохнула. — Просто я не такая, как тетя. Мне было бы мало одних воспоминаний.

— А как насчет того паразита? Он не заставил тебя изменить точку зрения?

Оливия смутилась.

— Думаю, вначале я немножко растерялась, — в конце концов, признала она. — Но теперь это уже не важно. Я стала мудрее.

Оливия говорила, небрежно пожимая плечами и улыбаясь, но Ланг не купился на эту показную бодрость. Он чувствовал, что все не так просто.

…Она была ослеплена Энди с первой же секунды. Умный, обаятельный, привлекательный, он настойчиво и красиво ухаживал за ней, заставив ее отказаться от своих представлений о жизни. Тогда Оливия впервые начала понимать странную верность Норы мужчине, которого уже не было в живых. Она даже частично начала понимать, почему так часто влюбляется ее мать.

И вот когда она уже была готова отказаться от своих жизненных правил, Энди объявил, что помолвлен с другой. И добавил, что они провели вместе несколько чудесных месяцев, но теперь пора снова становиться реалистами.

Последовавшие за этим долгие, горькие, одинокие ночи только доказали Оливии правоту ее прежних установок. Любовь — для тех, кто не в своем уме. То есть не для нее…

— Расскажи мне о себе, — попросила Оливия, решив сменить тему. — Ты ведь тоже англичанин. Что привело тебя сюда?

— Я англичанин на три четверти. Еще на четверть я китаец.

— Вот как, — медленно протянула она.

— Ты что-то подобное предполагала?

— Я догадывалась. Черты лица у тебя европейские, твой английский безупречен, но все же ты не совсем европеец. В тебе есть что-то такое, чему я затрудняюсь дать название.

Ланг, казалось, был вполне удовлетворен ее объяснением.

— Это «что-то такое» — моя сущность. Я родился и вырос в Лондоне, но даже в детстве чувствовал, что отличаюсь от остальных детей. Моя мать англичанка, отец наполовину китаец. Он умер вскоре после того, как я появился на свет. Позже моя мать вышла замуж за англичанина, воспитывавшего двоих детей от прежнего брака.

— Он оказался не очень хорошим отчимом? — поинтересовалась Оливия.

— Да нет, приличный парень. Я прекрасно ладил и с ним, и с его детьми, но мы все знали, что я немножечко другой. Однако мне повезло. Моя бабушка покинула Китай и вышла замуж за моего деда. До замужества ее звали Ланг Мейуи. Это была потрясающая женщина. Она ничего не знала об Англии, не знала языка, Джон Митчелл не говорил по-китайски, но каким-то образом им удалось сблизиться. Возможно, потому, что они полюбили друг друга, а тем, кто любит по-настоящему, слова не нужны.

— Думаю, в Лондоне ей пришлось несладко, — задумчиво сказала Оливия.

— Уверен, ты права, но бабушка была сильной женщиной. В конце концов, она выучила язык и стала говорить по-английски очень даже неплохо. Она приспособилась к жизни в стране, которая, наверное, так и осталась для нее чужой. Не сломила ее и смерть мужа десять лет спустя. Она одна воспитала сына и настояла на том, чтобы его звали Ланг — хотя бы так бабушка надеялась сохранить китайские корни. Когда родился я, она заставила моего отца назвать меня также Лангом.