Невеселая история - [7]

Утром механики застали деда все в той же позе — с остановившимся взглядом и сбившимися набок волосами.

— Архип Платонычу — наше с кисточкой! — как всегда за ручку приветствовали механики старика.

Дед, не разбирая лиц, посмотрел на молодых мужиков и начал шарить вокруг себя в поисках ушанки.

— Ты что ж, Платоныч, так оплошал? — заулыбались они. — Всю деревню без молока оставил?

Ничего не отвечая, дед поднялся, зачем–то обхлопал ушанкой колени и бока, посмотрел на механиков скучным, невидящим взглядом и, не простившись ни с кем, двинулся вон.

Это больше всего и удивило механиков — равнодушный ко всему, скучающий вид деда.

Архип пришел домой много позже обычного, без шапки и без котомки. Прошелся не разуваясь по комнате, заглянул со скукой в кастрюлю на столе, но есть не стал.

— Где это вы, батя, все пальто перепачкали? — равнодушно поинтересовалась его невестка, нечесанная и вечно сонная баба, мать двоих вечно грязных ребятишек. — Или упали где?

Архип Петрович посмотрел на нее строго и ничего не ответил. Он поискал глазами ведро с водой и медленно напился из ковшика. После этого лег на диван в столовой и отвернулся к стене.

Обедать он не стал, несмотря на приглашение невестки. Пообедав, младший внучок Петька взобрался на дедов диван, перегнулся через его плечо и заглянул в лицо. Дед лежал с закрытыми глазами и скорбным выражением лица. На внука он никак не отреагировал, и тот отстал.

За окном стемнело.

Пришел с работы Сашка, архипов младший сын, единственный оставшийся в деревне. Пришел довольный только что закрытыми нарядами, но, заметив лежащего на диване отца, притушил голос.

— Чего это он, на работу не собирается? — вполголоса спросил он у жены.

Та равнодушно пожала плечами:

— Так с утра лежит.

Ужинать сели без деда. Ужинали картошкой вареной в мундире и постным маслом. Картошку брали из общей миски, и в ту же миску бросали очищенную шелуху. Масло, уже подсоленное, стояло рядом в блюдечке. Внучок Петька ленился чистить картошку и все норовил запустить ее в рот прямо в шелухе.

Когда Сашка, жуя на ходу, нес из кухни горячий чайник, дед вдруг поверну лицо к столу и громким голосом позвал:

— Лиза, а Лиза? Куда, бишь, я шильце свое положил?

Сашка замер с чайником и непрожеванной картофелиной во рту.

— Ты чего, батя?

— Мать, вишь, зову. Зову ее, зову, а она все не идет.

— Так ведь похоронили мы мать. Пятый год, как похоронили.

Старик посмотрел на него недоверчиво и печально.

— Ах, Лиза, Лиза, видела бы ты… — пожаловался он.

У него открылся жар, и к ночи он начал метаться.

Сашка бегал в сельсовет, звонить, чтобы приехала «скорая». Невестка походила вокруг больно, недоверчиво глядя на него и, посомневавшись, укрыла поверх одеяла двумя тулупами. Из–за порога в сенцы за дедом с любопытством наблюдали оба его внучка.

«Скорая» приехала только ночью. Ехала по ухабам улицы, раскачиваясь, как катер на волне, и полосовала фарой–искателем по спящим окнам. Сашка встречал «скорую» у магазина.

Совсем молоденький доктор с бородкой, отпущенной для солидности, с лицом намеренно важным и оттого немного обиженным, щупал значительно у деда пульс, слушал трубкой грудь и сделал какой–то укол.

— А грязища–то нынче, — важно заметил он Сашке, когда они курили на крылечке. И добавил: — Зря только мы и ездили, грязь месили…

Доктор отчего–то покраснел.

И в самом деле, Архип больше не приходил в сознание и к утру умер.

Тоньку в деревне, конечно, осудили и она две недели ходила всюду с независимым видом, давая понять, что виноватой себя не видит. Впрочем по прошествии времени посчитали, что и так прожил немало, сколько Бог дал. И перед смертью не мучился.

Его похоронили рядом с женой, как он и хотел. По деревне гроб везли в автобусе, который выделил колхоз, а за околицу, к кладбищу, выносили на руках, как того требует обычай. Сашка спустя время ездил в город и заказал у художника фотографию на эмали. Архип и Елизавета сидят на фотографии, склонив по тогдашней моде головы друг к дружке. Как голубки.

Могила их содержится в порядке. Сашка в Родительскую субботу и на Троицу, как положено, приходит посидеть на могилке и выпить свою стопочку. Да столичный художник, приезжающий каждое лето в Колупельки, чтобы писать натуру, полюбил навещать могилку Архипа и его жены. Посидеть на скамеечке рядом с крестом, поласкать взглядом березки, лезущие там и сям между оград, да пооборвать вокруг чертополох. Художники любят уединение. А кладбище в Колупельках отличное — песчаное и сухое.

А что еще нужно в этой жизни?

1989 г.